На главную страницу
 
Долг служения Отечеству
Журнал «Глинские чтения»: ноябрь-декабрь 2007 г. К оглавлению
Автор публикации:
Солоухин Владимир Алексеевич /
Солоухин Владимир Алексеевич


Работы этого автора

Иллюстрации:
(Клик для увеличения)

Раздел: Наше наследие

ПОДВОРОТНЯ

Предыдущая Следующая

 

В.А.Солоухин

 

Всю ночь мне снились золотые соломенные пояски. Это, наверное, потому, что вечером я помогал матери их скручивать. Мы крутили их на зеленой лужайке около пруда. Ведь если солому помочить в прудовой воде, то она делается мягче, лучше свивается в поясок.

Я знал, что утром мать пойдет в поле жать рожь. За ней среди высоченной частой ржи будет оставаться ровная соломенная щетка. Местами среди желтой соломенной щетки зеленеет живой, по сравнению с созревшей соломой, колючий жабрей.

На желтую соломенную щетку, на зеленый жабрей будет мать класть длинные гибкие пряди ржи, пока не наберется их столько, что можно связать в сноп. Тут-то и пригодится поясок, скрученный нами вчера на берегу пруда, на лужайке. Всю ночь мне снились золотые соломенные пояски, лежащие на зеленой траве. К тому же мне очень хотелось с матерью на жнитво, и я боялся, чтобы не проспать, чтобы она не ушла без меня. Кто тогда вовремя подаст ей поясок, кто тогда с радостью укроется в тень от самого первого поставленного среди жнивья снопа, кто принесет ей бутылку с квасом, спрятанную у межи в прохладной густой траве!

Но детский мой организмишко не успел отдохнуть к нужному часу. Ни рука, ни нога не хотели шевелиться. Глаза – как все равно намазаны самым надежным крепким клеем, а по всему телу – тяжелая сладкая истома. Такая сладкая, что ничего уж на свете не может быть слаще ее, ибо она есть желание сна.

Мать пожалела меня и сказала, перекрестив: – Ну спи, Бог с тобой, я тебя запру снаружи. А когда ты выспишься и встанешь, первым делом умойся, потом выпей молоко, что стоит на столе. Лепешка будет лежать рядом. А потом, если хочешь, сиди дома или приходи ко мне. Дорожку ты знаешь. А на улицу ты вылезешь через подворотню: калитку-то я снаружи замкну, значит, ты через подворотню. Там хоть и нешироко, ну да ты у меня ловкий, ты у меня обязательно вылезешь.

Тут все закачалось вокруг меня, и я уснул крепче прежнего. Проснулся я уже не в полутемной, а в солнечной, яркой избе. По выскобленным половицам, по желтым, как смола, бревенчатым стенам, по струганым лавкам, по скатерти, пусть застиранной, но все еще белой, по печке, недавно побеленной с добавлением синьки, по разноцветной дорожке на полу – повсюду разлилось солнце. И не какое-нибудь там слабосильное, но солнце самого разгара лета, солнце жнитва.

Уж одно ощущение того, что выспался, есть наслаждение жизнью. Каждая клеточка налита до отказа жаждой жить, каждый мускул просит движения. Ко всему этому еще солнце, еще чистые теплые доски под босой ногой, еще свежая вода в рукомойнике, а значит, и на моих щеках, глазах, губах. Ко всему этому еще свежее молоко в крынке и мягкая пшеничная лепешка.

Я бессознательно (а не то чтобы думать о клеточках своего организма) наслаждался всем этим, и было у меня смутное ощущение чего-то очень интересного и хорошего, что ждет меня впереди, сейчас, вот-вот, может, даже в следующую минуту. Сначала я никак не мог вспомнить и понять. Но потом вдруг вспомнил: мне ведь предстоит выйти на улицу, и не каким-нибудь там обычным путем, а через подворотню. Значит, не только взрослым доступно инстинктивное, может быть, стремление оттягивать немедленное осуществление того, что в воображении кажется истинным и верным счастьем.

Я сначала вылил остатки молока в кошачью локушку, поманил кошку из сеней, и та сразу прибежала на зов. Тогда я решил, что раз кошка гуляла на улице, значит, пусть она съест молоко, и я опять выпущу ее за дверь. Присев на корточки, я долго наблюдал, как ловко она розовым язычком лакает белое-белое молоко. Наконец она выпила все, облизнулась, широко раскрыла пасть с острыми белыми зубами и принялась умываться.

Я привязал к нитке бумажный бантик и пытался поиграть с кошкой, как делал прошлый год, когда она была еще маленьким котенком. Однако теперь кошка не захотела носиться по избе за шуршащей бумажкой. Правда, она постреляла за ней справа налево загоревшимися вдруг глазами, резко поворачивая голову, но дальше этого дело не пошло.

И, давая кошке молоко и играя с ней бумажным бантиком, я не переставал думать о том, что ждет меня на улице. Во-первых – солнце, во-вторых – трава, в-третьих – земля под босой ногой. Побегу к матери в поле. Это очень близко, сразу за молотильным сараем. Или нет – сначала найду красивый черепок, или нет – сначала погоняю вокруг церкви железное колесо на проволоке. Вокруг церкви у нас все замощено речным камнем. Значит, колесо, когда его быстро катишь, высоко подпрыгивает и на разные голоса звенит.

Итак, была изба, и была улица. И все это было мое. А между ними, как самое главное, как самое радостное для этого дня, была подворотня, сквозь которую мне предстояло пролезть.

Бегом промчался я сквозь полутемные сени, выскочил на двор – и остолбенел. Ворота были широко открыты, и дедушка подметал возле них. Он подметал истово, вершок за вершком, мусоринку за мусоринкой, благо торопиться ему было некуда, подметай хоть до вечера.

– Дедушка, закрой ворота, мне нужно вылезти на улицу.

Дедушка не понял всей тонкости моей просьбы, а понял только, что «на улицу», поэтому сказал:

– Ступай, я тебя не держу.

– Нет, ты закрой ворота.

– Зачем же их закрывать, если ты хочешь на улицу? Вот она, улица, ступай.

– Нет, ты закрой ворота!..

Тут уж терпения моего больше не хватило, и я горько-прегорько заревел.

– Чего ты плачешь? Кто тебя обидел? – растерялся дедушка.

– Никто... Закрой ворота... Я хочу на улицу.

Так ничего и не поняв, но видя, что я не перестану плакать, пока ворота не будут закрыты, дедушка запахнул сначала одну, потом другую широкую воротину. Со скрипом они сошлись одна с другой, сразу загородив и траву, и солнце, и колодезь, и улицу нашего села с ветлами по сторонам.

– Запри их на запор, – сквозь продолжавшийся рев потребовал я от дедушки.

Дедушка (странно, что при его нраве он все еще медлил распоясывать свой крученый веревочный поясок), кряхтя, просунул в железные скобы тяжелый, гладкий от времени квадратный брус.

– Ну, что тебе еще?

Мне ничего больше было не нужно. Теперь мне оставалось осуществить то, что целое утро казалось таким заманчивым и интересным. Мне оставалось теперь лечь на живот и пролезть в подворотню из прохладного, темноватого двора на зеленую, золотистую улицу.

Но вот беда, отчего-то расхотелось лезть в подворотню. Это вовсе даже неинтересно лезть в подворотню, если ворота широко распахнуты, это неинтересно даже тогда, когда их нарочно закроют и даже нарочно запрут для того, чтобы пролезть в подворотню.

Я почувствовал себя глубоко несчастным, глубоко обиженным человеком и заревел еще громче.

Дедушка неторопливо начал развязывать свой крученый веревочный поясок...

 

1961

 

ОТ РЕДАКЦИИ. Почему мы выбрали для публикации этот рассказ В.А. Солоухина? На первый взгляд, он не более, чем забавный эпизод из детства писателя. Но не так все просто. Есть в нем ключик, который открывает глубокий духовный смысл пережитого ребенком урока жизни. Все повествование укладывается в одно утро, между двух «поясков»: золотого соломенного, обещающего радостное и деятельное участие в жнитве, и дедушкиного, веревочного, крученого, воплощающего в себе наказание, боль, стыд и слезы. Что же произошло? Почему счастливый обладатель целого мира: солнечного дня, зеленой улицы, свежей воды, молока и хлеба, материнской любви, – вдруг в один момент сделался «глубоко несчастным, глубоко обиженным человеком»? Хотя и солнце вокруг было все то же, и мать ждала его в поле, куда он так хотел побежать… Вот еще одно доказательство, что истоки нашего счастья и несчастья находятся внутри нас самих. А дело в том, что душой ребенка завладело одно из тех желаний, что «в воображении кажется истинным и верным счастьем». Вот он, ключик к рассказу. То есть казаться-то кажется, а на самом-то деле и быть им не может. Но оно уже так крепко владеет душой ребенка, что он идет на все, чтобы только добиться заветного: настаивает на своем, требует, плачет, своевольничает. И только когда добился своего, вдруг пропала вся «заманчивость» желаемого, оно не только не принесло ожидаемого «счастья», а совсем даже наоборот обнаружило свой ничтожный смысл. Какой трудный урок для маленького человека! Но что делать, ему нужно учиться отличать настоящие ценности от ненастоящих.

 


Источник:      Журнал "Глинские чтения" ноябрь-декабрь 2007 г.


Предыдущая Следующая
Обложка:

Оглавление
Н.В.Маслов: УСЛОВИЯ УСПЕШНОСТИ ПРАВОСЛАВНОГО ВОСПИТАНИЯ
АНГЕЛЬСКИЙ СОБОР И ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ РОД
Б.Г.Бобылев: ОТ ЧИСТОГО ИСТОЧНИКА ВОДЫ ЖИВОЙ
В.П.Попков: ЧУВАШИЯ: РАЗГОВОР О ДУХОВНОМ И НРАВСТВЕННОМ ВОСПИТАНИИ
Б.Г.Бобылев: ПРОБУЖДЕНИЕ НАРОДНОЙ ПАМЯТИ
ОПТИНСКИЙ СТАРЕЦ МОИСЕЙ И ЕГО ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ
Л.М.Донченко: «ЕСТЬ ЛЮДИ, КОТОРЫМ ПОМОГАТЬ; ЕСТЬ ОТЕЧЕСТВО, КОТОРОМУ СЛУЖИТЬ»
Шишков А.С.: ЯЗЫК ПЕРЕДАЕТ НАМ НРАВЫ И ЗАКОНЫ ПРЕДКОВ
СЛОВО БОЖИЕ
С.В.Меньшенина: РИТОРИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ КАК ОБРАЗЕЦ РЕЧЕВОГО ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА
Т.Н.Богачева: БЕРЕГИ ДРУЗЕЙ
СЕМЕЙНЫЙ СОЮЗ: У КАЖДОГО СВОИ ОБЯЗАННОСТИ
КАК ВОСПИТЫВАТЬ ДЕТЕЙ, ЧТОБЫ ОНИ БЫЛИ ПОСЛУШНЫ
Н.Е.Пестов: ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ
В.И.Даль: МИЛОСТЫНЯ
МИЛОСТЫНЯ
Б.А.Александров: ЗИМНИЙ УРОЖАЙ
И.И. ШИШКИН: «МОЙ ДЕВИЗ – БЫТЬ РУССКИМ»
В.А.Солоухин: ПОДВОРОТНЯ
Н.В.Гоголь: ВЫБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ ПЕРЕПИСКИ С ДРУЗЬЯМИ
И А. Крылов: КУКУШКА И ГОРЛИНКА


Публикация:
Журнал "Глинские чтения" ноябрь-декабрь 2007 г.
стр. 86
12.2007

На главнуюНа главную
К оглавлению
 
  Глинские чтения    2011