***

Добрые сестры Варвара и Серафима,

спасайтесь о Господе!

Мне кажется, что отдельная моя с вами переписка для вас тягостна. Вы пишете ко мне всегда каждая особо, а между тем вы так ладите между собою и до того живете одна с одною согласно и единодушно, что если знает что из вас одна, знает про то и другая. Самые даже вопросы, вами передаваемые на разрешение, едва ли не одни и те же, что у одной, то и у другой. Почему же при таких условиях взаимного между вами отношения не иметь вам у себя и единодушия, объясняя свои нужды в одном письме общем? Это было бы и для вас лучше и для других легче. Для вас лучше потому, что душевный мир и взаимная между вами любовь и согласие могли бы этим поддерживаться и скрепляться, а другим было бы легче потому, что вместо двух писем приходилось бы писать вам одно.

Сестры! Как вы на это скажете?

Поручаю вас покровительству Матери Божией, остаюсь вам благожелательным.

Схимонах Илиодор

***

Доброе чадо Серафима,

Мир душе твоей!

Получив твои письма одно чрез почту целое, а другое в отрывках без начала и конца чрез м. Кесарию, я был очень рад, что ты по первому требованию исполнила мое желание, прислав портрет неуклюжего старика и не сняв с него себе копии. Присылкою оного ты успокоила дух мой, приходивший в смущение от мысли, что бедного монаха память, сверх всякого со стороны его желания, должна остаться здесь, не в подвижнических делах монашеской жизни, а в пустой рисовке портрета, достойной смеха и презрения, в портрете, не стоющем ни малейшего значения, по причине его несообразности жизни и дел того, кто в нем представлен. Признаюсь, я был крайне обижен, что это сделано со мною было без моего согласия, ибо портрет этот остался бы на обличение нерадивой моей жизни, а не на пользу другим. Теперь я спокоен: портрет получен, и я благодарю тебя усерднейше, чадо, за то, что ты, без всякого прекословия, с первым случаем прислала мне оный. В этом ты поступила весьма благоразумно. И мне ничего не остается сказать тебе, как только: да простит тебя Господь! Варвара Ильинична, при теперешнем болезненном ее состоянии, много нуждается в пособии и в финансовом и медицинском; но все-таки советовать ей не следует, чтоб она решилась ехать в Москву лечиться: по моему мнению, лучше будет, если она согласится пользоваться в Турановке, где все средства под рукою, чем в Москве, которая за свое гостеприимство потребует с нее много, а польза чуть ли будет не одинакова. Если Господу угодно, чтоб она оправилась от своей болезни, то и тут выздоровеет и восстанет от одра болезни. Для Господа все равно, здесь ли послать ей Свою всемогущую помощь, или там! Ты хотела просить на жительство к себе из Гамалеевского монастыря монахиню Маргариту; но уверена ли ты в том, что уживешься с нею? Да и мать игумения Клеопатра согласна ли будет на ее в свой монастырь принятие? Притом, надобно наперед сообразить еще и средства свои, станет ли их для обоих вас. В противном же случае, ты сделаешь то, что ей не доставишь спокойствия и сама потеряешь душевный мир. Надобно все начинать с благоразумием! Ты хвалишься тем, что дядюшка подарил тебе старинной печати Библию, и ты начала заниматься уже чтением оной? Но полезно ли для тебя занятие это? Не лучше ли будет, если станешь читать постоянно: Авву Дорофее, Лествичника, перевода покойного старца Макария, книги Аввы Варсанофия, аввы Исаии и Марка Подвижника, в писании коих виден дух подвижнической жизни и неуклонный путь к вечному блаженству, а не Библию, которая нужна более светским, чем монахам? Им-то ее и читать, а не нам. Старец о. Макарий кланяется тебе. Четки о. Евфимию переданы. Евдокии Молчаливой твоей послушнице передай мое грешное благословение. Прости. Желаю тебе душевного спасения и испрашивая на тебя благословение Божие, молю Господа, да даст тебе проводить св. дни душеспасительного поста в добром здоровьи.

Илиодор

***

Раба Божия Серафима! Спасайся!

Ты радуешься духом и радуешься много, да и должна радоваться о том, что добрая старица м. Макария признала тебя своей духовной дочерью и принимает охотно на себя труд заниматься водительством, крайне для тебя необходимым на крестном пути монашеской жизни, требующей с ее стороны неослабного за тобою смотрения, а с твоей, детской к ней преданности и совершенного ей откровения, без чего никакой не принесут тебе пользы все твои самочинные подвиги. Признаюсь, и я рад твоему счастью. Но знаешь ли ты, что для тебя м. Макария пожертвовала, приняв тебя на свои руки? Своим спокойствием. Умей же ценить ее к тебе любовь и никогда не забывай того, что она для тебя сделала, иначе ты будешь крайне неблагодарна. Теперь у тебя настает время начать период новой жизни, и думать должно, что ты отселе будешь внимательнее к своему спасению; не забывай же того, что отсечение воли своей есть первая обязанность находящихся в заведывании у старцев. Исполнив это, ты будешь покойною духом и без труда достигнешь, с помощью Божиею, того, чего ищешь. Передавать же помыслы свои старице ты должна не иначе, как со всею откровенностью и монашескою простотою, излагая оные пред нею так, как они есть, а не по-прежнему, как ты делала, чтобы об одних помыслах ей говорить, а о других умалчивать; а нужно объявлять ей все, что не представит враг уму. После чего и ожидай от нее решения, с терпением. Выслушав же ее определение, приими оное без всякого противоречия, и несомненною верою, как бы от Самого Бога, и делай без рассуждения все, что она тебе скажет. Такое твое к старице отношение будет и тебе самой душеполезно и Богу приятно; ее же ты не одолжишь столько ни чем другим, как своим повиновением и покорностью. Итак, приими последний мой совет и поступай так, как я сказал. Уверяю тебя, что исполняя это краткое наставление, из собственного опыта взятое, ты не будешь никогда раскаиваться в том, что оставила мир и приняла на рамена свои крест свой из любви к Тому, Которого любовь к нам грешным превышает всякое понятие. Писал бы я тебе и еще о нужном для тебя, но считаю, что все, что я ни пишу тебе, теперь будет лишним, потому что имея у себя опытную старицу, ты от нее услышишь не только то, чтобы я мог тебе передать, но и более. Сим оканчиваю мое к тебе последнее письмо со всеми благопожеланиями успеха в твоем спасении; молю Господа, да даст тебе разум к пониманию и исполнению Его святой воли.

С.А. Илиодор

***

Добрая сестра Клеопатра Алексеевна Осмолова, твоя собеседница, о которой ты мне когда-то писала, по-видимому, имеет благое настроение духа к монашеской жизни. Уговаривай ее, чтобы и она пользовалась настроениями м. Макарии. Быть может, и у нее когда-нибудь будет решительное желание оставить мир. Сестре Варваре передай мое благословение.

***

Мать Серафима!

Сестры, ты пишешь, чуть не называют тебя прельщенною. Если они признали за тобою близость прелести или говорят, что можешь в оную впасть, то этим их замечанием пренебрегать тебе не следует. Они, по-видимому, опытнее тебя и говорят почти справедливо. Я сам тех же мыслей и думаю, что тебе обманутой от врага быть не трудно. Это я замечаю из того, что ни с кем не советуешься, живешь по своей воле самочинно, никому не открываешь своих помыслов и веришь безотчетно оным, признавая их в деле спасения непогрешительными, если не чувствуешь смущения; но можно ли на то положиться твердо и надееться, что где нет смущения, там помыслы бывают непогрешительны? Как ни справедливо, что враг без смущения к нам не приходит; но судя по тому, что он для обмана преображается и в Ангела света, я тебе должен в предосторожность сказать, что не нам с тобою так думать об этом, а тем, у коих бывает совесть чиста, сердце свободно от страстей и ум от рассеянности, и тем, кои получили дар рассуждения; а у нас с тобою есть ли что подобное сему? В самом деле, как можно верить тебе в свои помыслы, хоть бы они казались и благие, если у тебя нет самого главного – смиренномудрия? Ты сама говоришь, что если тебе укажет кто твои ошибки, то стараешься ему упорно доказать, что ты сама более права, чем тот, кто делает тебе замечания – и при таком горделивом самооправдании своем ты признаешь еще и помыслы свои непогрешительными? Нет, сестра. Как ни живи сама по себе, как ни поступай по своим помыслам, а для тебя лучше будет, если ты станешь открываться во всем М., своей игумении или какой-нибудь другой опытной старице и начнешь жизнь свою не с затвора, а с того, чтобы не составить ни в чем своего разума, и не следовать своей воле... Но об этом довольно! Скажу разве еще о чем другом: ты веришь безотчетно снам и рассказываешь их другим, как будто особенное свыше откровение. Но и это тоже вражеский обман и вытекает из одного и того же источника, из какого и помыслы; разница только в том, что помыслы бывают у нас от увлечения ума и рассеянности, а сон от впечатления и мечты. Во всяком же случае, то и другое не что иное есть, как только хитрость, которую враг употребляет для того, дабы привести послушника своего в гордость и высокоумие. Вот уж ты сделалась и противницей. Я просил тебя истребить мои письма, дабы не переходили из рук в руки, а ты оныя оставила у себя. Ехать мне к тебе для благословения вновь исправленной твоей келлии и думать не можно. Заочно приими от меня благословение и живи себе с Богом. За сестру Клеопатру хоть ты и оправдываешься, что в праздник Пасхи не хотела разговеться с нею только потому, чтоб не празднословить, а в прежнем письме причиною ставила ее новоначалие. Но это твое дело; а что касается до меня, то я желал бы, чтобы ты по-прежнему жила с нею, но если уже у тебя совершенно нет к тому расположения, то, по крайней мере, будь всегда к ней приветлива и хоть изредка приглашай ее в свою келлию и обходись с нею ласково. Да и со всеми сестрами живи общительно, дабы, убегая людей, не сделаться тебе самонравною и не подать причины другим называть себя прельщенною. Вот что ты сделала! Зачем тебе было передавать тайну, доверенную тебе через откровение постороннему лицу? Лучше впредь не берись за дело, если чувствуешь, что оно не по силам. После этого кто же тебе будет открывать свою совесть? О сестре Варваре Ильиничне нечего и говорить. Ты сама виновата, что она оставила тебя; но ты свою ошибку можешь еще поправить, если смиришься перед нею и даси ей слово, что не будешь ее оскорблять своими поступками, не основанными на родственной любви. Ехать же тебе к ней я не советую до времени, а там что Бог даст. Прости! Желаю тебе спастись.

Илиодор

***

Вот и еще одно твое письмо получено мною через подательниц сего, из которого видно, что и нечего писать, а пишешь. Сколько у тебя охоты на это, и достает ли времени? У нас теперь в гостиной Клеопатра Николаевна Осмолова. Я ей советовал, чтоб она согласилась жить с тобою по-прежнему, если ты сама будешь на это согласна. Подумай, не лучше ли будет вдвоих, чем одной.

***

Раба Божия Серафима!

Приступая к ответу на твое письмо, я испрашиваю на тебя у Господа благословение Его святое и желаю получить тебе свыше крепость на победу врага. Ты спрашиваешь меня в своем письме: «Как можно приметить в себе вражескую прелесть»? Замечать, если мы, проходя внимательную жизнь, ставим в оной ближнего ниже себя, а себя выше и хвалимся пред другими без нужды своими подвигами, приписывая оные себе, а не помощи Того, без Которого не можем творити ничесоже, то это явная прелесть. «В чем заключаются действия прелести»? В самочинии и гордости. «Что я должна делать, чтобы истребить в себе самый малейший ее признак»? Смиряться, как мрак при виде света от прикосновения солнечных лучей уничтожается в летние часы, так во всякое время прелесть вражеская исчезает от присутствия глубокого смирения, которое, впрочем, приобретается лишь поднятием на себя спасительного ига креста Господня и несения онаго. Ты просишь, чтобы я был твоим старцем и руководствовал тебя по пути м. жизни. Этого невозможно. Да и для чего? У тебя есть опытная старица – м. Макария, которая без нужды может указывать тебе оный. На что ж еще для тебя постороннее вразумление, когда оное у тебя под рукой? Но если ты ссылаешься на то, что м. Макария имела у себя старицу, а относилась же во многих случаях и к покойному старцу Макарию, то на это скажу тебе, и ты будь согласна, что между старицей твоей и тобою нет никакого сравнения. Она относилась к великому старцу потому, что, проходя внимательную жизнь, для лучшей проверки дел своих имела в том нужду; а у тебя какая теперь нужда, когда ты проходишь еще только монастырскую жизнь, простую? Неужели ж ты думаешь, что она одна не разрешит твоих недоумений? Покорись ей, и ты увидишь, как легко нести крест, взятый тобою из любви к Сладчайшему Иисусу. После чего тебе теперь надобно согласиться, что переписка с другим лицом будет служить для тебя не чем другим, как только недоверчивостью одному лицу и потерею времени другому. Вот как ты малодушна! Тебя доселе еще тревожит то, что перед постригом твоим в монашество ты не удостоилась принять Божественные Тайны. По всему видно, что у тебя нет рассуждения, что тревожишься и сама не знаешь о чем. Ну, если у тебя не было времени тогда исполнить свою обязанность, то приготовься как должно и с искренним благоговением исполни оную теперь и будь мирна. Напрасно ты смущалась на сестру Марию, принявшую брата в свою келлию, по благословению м. игумении. Она права, а ты погрешила, что поверила ложным слухам и подозревала ее в увлечениях к нему, забыв слова Спасителя: «Аще кто без греха, да вержет камень». Это делать впредь берегись, ибо ты сама немощна, но говори ей всегда, впрочем, с любовью и духом кротости, чтоб она отсекала свою волю и береглась бы подобных знакомств, как совершенно для нее бесполезных. Этим ты устранишь недоверчивость ее к себе и не заставишь ее себя обманывать. О встрече со знакомым твоим Петербуржцем можешь духовнику на исповеди и говорить, а открывшись старице своей, и не говорить, только, во избежание многоплетенных сетей коварного врага, впредь подобных встреч оберегайся, дабы не дать ему место действовать против себя тем орудием, какое он употребляет в борьбе с нами чаще орудий других. Бедная ты, Серафима, у тебя все одно на мыслях, чтоб заставляли тебя исполнять послушания повелительным тоном, а от старицы своей не переносишь и простого слова. И говоришь, что ты охладела к монашеской жизни потому, что за действиями твоими нет строгого блюстителя. В этом ты ошибаешься. Ты не потому сделалась холодною к монашеству, что поступали с тобою кротко, а потому, что не согрела наперед духа своего в любовь Божию и не стяжала смертной памяти, о которой сказано: помни последняя твоя и во веки не согрешишь. Прости. Желаю тебе спастись.

С.А. Илиодор

9 июня 1861 г.

***

М. Серафима!

Письма, присланные тобою ко мне, при сем обратно тебе возвращаю. Сестра твоя Варвара уверила меня, что добрая твоя старица м. Макария благоволит, чтоб ты оныя у себя имела, и немало оскорбляется тем, что ты вела переписку со мною без ее ведома. Этого с меня и довольно, а я было думал, что м. Макария примет себе в обиду то, что ты живешь под ее руководством, а у других посторонних имеешь себе наставления. Однако ж я возвращаю тебе эти письма с условием, чтобы не передавать оных в другие руки и никому их не показывать, как это ты делала прежде. И если хочешь, чтоб я и после этого отвечал когда-нибудь на твои отзывы, то сохрани верно это условие. Впрочем ты сделаешь лучше, если будешь знать одну свою старицу и станешь жить ее советами. Передай ей от меня особенное почтение и попроси у ней св. ее молитв в подкрепление слабых моих сил душевных и телесных. Желаю тебе спастись. И... дор.

Кл. Ник. О-ловой передай от меня благословение. Она искала времени поговорить со мною о душевной пользе, но, знать, Богу не угодно было исполнить ей свое желание. В назначенный день брат ее приехал и взял ее с собою.

7 декабря 1862 г.

***

Мать Серафима!

Вчера ввечеру я получил твое письмо, а сегодня с открывшимся случаем на оное тебе отвечаю. Но прежде, чем начну говорить на твои вопросы, представленные в твоем письме, прошу тебя не напоминать мне впредь, чтоб я не передавал м. игумении твоей того, что ты мне открываешь. Я удивляюсь тому, что в письмах твоих вижу часто подтверждение, не имея у себя привычки говорить о том, что мне передают другие. Поэтому мне часто приходит на мысль, что или у тебя нет доверия к лицу, которому ты открываешь свои мысли, или в высшей степени мнительна; но судя по образу твоей жизни я считаю то и другое для спасения твоего вредным. Думаю и буду думать, что ты не будешь писать мне более о том, о чем я сказал выше. Ты говоришь, что монашеская жизнь трудна. Это правда, что она трудна; но она бывает такой потому, что у нас нет должного внимания к ней. Но для более внимательных и в особенности для тех, кои живут под откровением, монашеская жизнь не только не трудна, но и легка. Авва Дорофей, проживши долгое время под старцем и не видя у себя никаких скорбей, спросил однажды старца, не ошибочно ли он проходит свою жизнь, чувствуя в оной одно только спокойствие духа. На это старец ему отвечал, что те всегда бывают спокойны, которые живут под откровением, т.е. живут не по своей воле. Теперь ты знаешь, отчего у нас бывают скорби. После чего, верно, ты и отыщешь себе добрую старицу и будешь открываться ей, чтобы тебе не смущаться более и не влаяться по морю настоящей жизни, подобно ладии утлой, не имеющей надежды на твердое пристанище к жизни вечной. Если сестра Варвара требует, чтоб ты приехала к ней и взяла бы ее с собою в Севскую обитель, то хорошо бы было исполнить ее желание, но та беда, что у тебя на поездку нет денег. Я дал бы тебе на перевозку сколько-нибудь, но у меня теперь нет. По случаю постройки келлии я теперь в долгах. Удивляюсь я тебе, что ты до высшей степени малодушна. Скорбишь и боишься, чтобы слухи не дошли до м. игумении, разнесшиеся о должности казначейской, а сама виновна. Уж если говорить чего не следует, то надобно быть готовой и к ответу. Теперь того не возвратишь, что сказала по невниманию; но для своего спокойствия следует тебе открыть все, что было, м. игумении, не упоминай перед нею только имени Варвары, дабы не подать ей причины гневаться на нее. Вот что значит невоздержность языка! Мне кажется, что твое настоящее положение грустное. Это я думаю потому, что ты говоришь, что у тебя теперь денег нет, а при настоящих обстоятельствах будет ли тебе выдавать еще экономия брата и частицу, тебе принадлежащую. Но укрепись верой в Бога и будь благодушна. Господь милостив. Податель сего – послушник Площанский. Он отдаст тебе это письмо в руки, но я ему не благословил пить у тебя чай. У него есть в вашей обители родственница, пусть там себе и пьет. Прощай! Да будет с тобою Господь. Желаю тебе доброго здоровья и душевного спасения.

Илиодор

15 июля 1863 г.

Г.П.

***

Преподобная о Господе сестра,

мати Серафима!

Спасайтесь о Господе!

Послушник нашей обители Григорий, бывший на днях в Севске по своим делам, доставил мне ваше письмо, в котором извещаете, что м. Варвара находится в тяжелой болезни, но в какой именно, вы мне не сказали. Имея у себя хорошее лекарство от простуды, выписанное мною из Путивльской аптеки, по рецепту опытного доктора Муравьева, некогда меня удачно пользовавшего, мне хотелось бы от вас узнать, не простудою ли сестра ваша страдает. Об этом я вас спрашиваю потому, что у меня от простуды есть хорошее лекарство и я при случае мог бы прислать вам его. Быть может, что оно послужило бы ей в пользу, если она простудною болезнью страдает. Прошу передать ей от меня поклон и пожелать доброго здоровья и душевного спасения.

Портрет моряка Святослава, присланный вами при том же письме, показался мне на него не похожим — не потому ли, что он был у меня малюткою, а теперь видным юношей? Помоги ему, Господи, начатое им совершить благополучно и не уронить себя на скользком пути бурного сего мира. За медленность ответа прошу меня извинить. Причиною тому было, что я не совсем еще от прежней болезни освободился. Благодарю вас усердно за добрую вашу память обо мне. Остаюсь вам всегда благожелательным.

А. Илиодор

12 марта 1873 г.

***

Святая мати Варвара!

Христос посреди нас!

Смиренное твое писание и книгу Феодора Студита передала мне почтеннейшая Руфина Яковлевна зараз по приезде своем в нашу пустынь. Дорожа усердием и любовью много уважаемого старца о. Амвросия Оптинского, я вместе с тем остаюсь довольным и твоим письмом, в коем высказаны и душевные чувства с тою простотою, с какою присылала ко мне свои отзывы и прежде. Благодарю тебя, добрая мати, за твое искреннее усердие ко мне и от души желаю тебе быть одинаково смиренною до конца. Присылкою портрета покойного старца Оптинского — отца игумена Антония я остался крайне доволен. Я его знал при жизни, знаю и теперь и буду знать его в душе моей всегда. О присылке мне портрета Святослава прошу не забыть.

Испрашиваю на тебя, сестра, благословение Божией, остаюсь и буду всегда благожелательным.

С.А. Илиодор

22 января 1873 г.

Г.П.

***

Мать Серафима!

Спасайся о Господе!

Я радуюсь, что ты теперь живешь с м. Макариею и покоряешься ей как свей старице, ибо для тебя более всего полезно. Яблоки и булки я от тебя получил, благодарю за память, но впредь прошу не присылать мне ничего. Теперь тебе самой много нужно. Впрочем, о своем положении не скорби. Господь тебя не оставит. Ты пишешь, что все мои письма сожжешь, не показывай оных м. Макарии. Не забудь, что это ты должна сделать, ибо если всех их не истребишь, то солжешь перед Богом. Солгать пред Ним грешно. А если письма эти покажешь м. Макарии, то обнаружишь свое к ней нерасположение, какое высказывала ты в оных. В таком случае будь благоразумна, дабы этим не потревожить ее духа и себя не привести в расстройство. Деньги отдай о. Андрею гостиннику, а платок о. Геннадию. Прощай. Желаю тебе с сего времени начать новую жизнь и быть более смиренною, чем ты была прежде.

Илиодор

22 января 1873 г.

Г.П.

***

Мать Серафима! Спасайся о Господе.

Вот и еще три письма и в одном конверте! Теперь я понимаю, отчего часто ты ко мне пишешь – у тебя времени много. И писать часто хорошо, если бывает от того душевная польза, и не писать хорошо, если писать нечего. Но мне думается, что лучше было бы, если бы ты писала реже. В таком случае ты спрашивала бы только о том, что для тебя полезно; а теперь пишешь иногда и то, что не относится к откровению. Может быть, ты на это мое замечание и поскорбишь немного, но, по моему мнению, лучше сказать правду в пользу ближнего, чем молчать и отнимать оную. К сему присовокуплю и еще один мой упрек. Ты просишь в последнем своем письме, чтобы я у ваших сестер не расспрашивал насчет твоей жизни, дабы не выходили из того худые толки. Это напрасно, я не имею привычки расспрашивать у других о ком бы то ни было из ваших сестер с целью, как кто живет, а при встрече говорю только: «такая как живет?» Но этот вопрос не относится к жизни того, о ком спрашиваю, а просто — здорова ли такая-то? Правда, бывают случаи, что некоторые из сестер, не поняв моего вопроса, начинают иногда открывать и действия жизни, но такой разговор прекращается мною зараз, как бесполезный. Если же я писал тебе о близости твоей прелести, то отвечал только на твое письмо, в котором ты сама сказала о себе, что некоторые из сестер считают тебя близкою к прелести, а не от разговоров с другими я это дознал. По крайней мере я не помню, с кем бы я о тебе с такою доверчивостью разговаривал. По этой причине я вознамерился не писать тебе более особых ответов на твои письма, а буду лучше делать на них по-прежнему одни отметки, из чего ты будешь видеть, что не от других доходят до меня о тебе слухи, а твое откровение будет доставлять мне сведения о жизни. Тогда и я буду покоен, и ты не станешь на меня напрасно скорбеть. Почему теперь же посылаю обратно все твои письма, пометив оные, где было нужно, по моему мнению, отметить.

Поручаю тебя покровительству Матери Божией, желаю тебе от души доброго здоровья и благого успеха в делах твоего спасения.

Илиодор

***

Добрая сестра Серафима!

Спасайся о Господе!

Содержание твоего письма, полученного мной назад тому более трех недель, было для меня не совсем понятно. Уже разъяснили мне все тобою недоговоренное другие письма, после чего мне и не трудно теперь на оное тебе отвечать. Перемена, о которой ты пишешь, может показаться, по всей справедливости, с первого разу для многих бедственною, потому что мысль о потере самого необходимого для спокойствия жизни приводит их в страх. Я сам по немощи своей думаю так и, кажется, устрашился бы того, чего у вас боятся, как ты говоришь, многие. Но если здраво рассудить об этом предмете каждому из нас, то окажется, что боязнь эта преждевременна. Ты знаешь, сестра, что без воли Божией ничего с нами не бывает и что Промысл Всевышняго о спасении нашем всегда бывает и для нас благодетельным; если не знаешь, то знай это, должно тебе и покоряться во всем воле Его Святой. Но отчего же так, что мы и знаем, а при одной мысли утратить из виду какую-либо вещь — приходим в скорбное положение? Оттого, что мы и верим в Промысл о себе Божий, но не так верим, как должно. Сестра, положись на волю Божию твердо и ты никогда не станешь страшиться никакой перемены.

Прилагаемое при сем на имя сестры твоей Варвары письмо прошу передать ей. Я рад и благодарю Бога, что вы живете между собою во всем согласно. За что и испрашиваю на вас благословение Божие, вам всегда благожелательный

Схимонах Илиодор

6 марта 1865 г.

Г.П.

***

Спасайся, м. Серафима!

Благодарение Богу, давшему тебе крепость духа устранить душевные препятствия, которые до получения тобою монашеского образа сильно действовали на твое воображение, указывая тебе и другие средства ко спасению и другое место к жительству, но без цели. Теперь, слава Богу, видно, что у тебя устроение духа совсем иное. Смиренный взгляд на монашескую жизнь и решительный шаг к принятию на себя благого ига Христова заставляют думать, что доброе произволение твое, относительно несения спасительного креста и отсечения своей воли, в душе твоей еще не угасло. А это и значит, что ты приняла на себя монашеский образ с усердием. Дай же, Бог, чтоб у тебя достало столько сил и благоразумия исполнить обязанности свои, сколько достает оных у тех, ум, воля и сердце коих принадлежат Ему Одному. Теперь ты получила то, чего желала, но для тебя предстоит еще труд искать того, яже на потребу. Ищи же и не ленись. Но знаешь ли ты, чем оное искать? Отсечением своей воли и смиренномудрием. Это для всякого так необходимо, что, не имея у себя того и другого, никто не может сказать о себе: я монах. Выбор тобою старицы я одобряю, покоряйся ей во всем и будь по духу ей преданною. Искренним расположением своим и любовью к ней ты приучишь себя открывать ей свои помыслы и в состоянии будешь без отягощения принимать от нее здравые советы, которые нужны тебе теперь более, чем когда-либо. Как добра для тебя м. игумения Клеопатра, и добра столько, что по принятии монашества ты не успела еще, так сказать, и осмотреться, а уже и отпущает она тебя в Турановку, благословляя тебя прожить в ней столько, сколько пробудет в ней ожидаемый тобою гость брат твой. Для такой твоей поездки и о. Макарий благоволит, но мне кажется, что это будет не своевременно, потому что ты недавно еще пострижена, впрочем, это только мнение мое, а мнение это считать должно ниже благословения того, какое дает тебе м. твоя игумения. Прости. Желаю тебе успеха в несении Спасительного Креста.

С.-арх. Илиодор

11 мая 1861 г.

***

Доброе чадо о Господе, София!

Мир тебе!

Благодарение Богу, ты уже один подвиг совершила — оставила мир и живешь в обители святой. Теперь предстоит тебе новый подвиг – учиться так жить, чтобы, взявши на рамена свои спасительный крест монашеского терпения, нести оный мужественно и следовать за Христом. Но знаешь ли, какого самоотвержения нужно, чтобы доблестно подвиг сей совершить и в чем состоит крест? Чтоб дать тебе о сем некоторое понятие, скажу: Крест означает огорчения, досады, напасти, укорения и другие скорби, находящие извне, которые следует каждому из нас переносить с благодушием и от всей души благодарить Всеблагого Бога, что Он посылает нам оное по Своему благоусмотрению и чрез то, по неизреченной к нам Своей любви делает нас участниками Своих страданий. Подвиг же, о котором сказано выше, заключается в отсечении своей воли и покорении оной другому. Последнее для нас столь тоже важно, как и первое, ибо, отвергая свою волю, мы с тем вместе отвергаем и пагубные советы врага, а покоряя оную другому, мы покоряемся Самому Богу. Объясняя сие, сколько нужно объяснить, что есть подвиг и что есть Крест, я признаю, что для спасения твоего отсечение воли и покорение себя опытной старице есть путь удобнейший, чем пути другие, и потому советую тебе идти сим путем и не останавливаться.

Знаю, что ты уже пользуешься наставлениями доброй своей м. игумении, и утешаюсь духом, что первоначальное здание своего спасения полагаешь на прочном основании, и надеюсь, что успеешь в своем подвиге, если будешь принимать все ее распоряжения с детскою простотою и без всякого мудрования покоришься ее путеводительству во всем. Я думаю, что ты довольна теперь и своим положением, и ее назиданиями. Дай, Бог, чтобы ты и всегда довольна была. Но позволь мне спросить тебя, не кроется ли в тебе дух сомнения к ее опытности? Ибо из письма твоего видно, что ты еще не в той степени самоотвержения и доверчивости к ней, какая условиями монашеской жизни требуется от подвижницы. А почему я это говорю? Сейчас скажу тебе. Ты избрала старицею себе м. игумению, поручила ей свою душу и, как сама говоришь, отдавшись вся в полное ее распоряжение, все доселе делала по ее благословению; для чего же ты скрыла от ней свои недоумения и спрашиваешь меня о том, о чем могла бы спросить ее саму? Это доказывает, что ты поставила себя, в отношении к ней, не в полной еще зависимости и не подчинила вполне воли своей воле ее, следовательно и не тем путем идешь, который ведет к блаженной жизни. Чадо! Будь внимательна к спасению своему и не выпускай из виду и сам {дефект текста}, ибо часто случается, что ничтожное обстоятельство производит в душе великое расстройство. Открывай м. игумении старице своей все свои действия и самые тончайшие помыслы, спрашивай ее о всем и проси у ней на каждую мысль разрешения. Одним словом, знай ее одну. Тогда ты не будешь иметь ни в чем нужды спрашивать других. Извини, я много уже написал.

На отзыве твоем я сделал отметки и при сем посылаю. Прочти их и предай огню, а с ними вместе и это письмо. Прошу тебя не передавай моих писем никому.

Твой всегдашний богомолец остаюсь с желанием тебе доброго здоровья и успеха в деле спасения.

А. Иоанникий

***

Чадо о Господе София!

С прискорбием души я читал сейчас письмо одной духовной моей дочери, которая с горькою печалью передала мне, что ты живешь по самочинию и что дух противления, проникнутый самонадеянием, приводит тебя в горделивое самозабвение и возбраняет раскрыть нищету твоей души и показать греховные раны к уврачеванию духовной своей матери. В самом деле ты еще и шагу не сделала к монашескому подвигу, да и не знаешь, что такое есть подвиг, а уже мечтаешь о себе, что ты умнее других и ставишь себя всех подвижнее, признавая, что в сестрах нет монашеского духа, а мать игумения и казначея не знают, как и приняться за тебя... Непомерная слепота! Горькая! Неужели ты думаешь, что тебе одной посчастливилось в короткое время узнать, что есть монашество, а в сестрах, которые давно подвизаются, и следа нет оного, и неужто ты так не дальновидна, что не замечаешь, как м. игумения поступает с тобою благоразумно?.. Она назначила тебе посетить больную, вероятно, с тем намерением, чтоб ты приучила себя к самоотвержению; а ты не пошла. В другое же время она поручила написать два письма для того, чтобы ознакомить тебя с послушанием, польза которого очевидна; а ты что сделала? Пошла самочинно в церковь. Неужели тебе кажется, что твоя молитва приятна Богу; уверяю тебя, что весь подвиг твоей молитвы не стоит ни одного слова, которое б ты с благословения духовной своей матери писала. Быть может, ты считаешь, что такие поручения ее в деле твоего спасения маловажны? Напрасно. Ты в этом ошибаешься. В нашей монашеской жизни нет ничего маловажного, потому что все, что мы ни делаем с благословения, имеет свое значение и служит указанием в жизнь вечную. Ошибки твои по сему предмету тем паче неизвинительны, что ты не послушала старицы своей, старающейся о пользе твоей души, а приняла совет противника, предлагающий тебе перейти из Севской в Мазурову обитель и хочешь последовать оному без понудительной к тому причины... А уверена ли ты, что там найдешь, чего желаешь? Чего ж ты желаешь? Понимаю, что на этот вопрос ты готова сказать – ищу монашества. А что есть монашество? – того уже и не скажешь. Как же ты говоришь, что в сестрах нет монашеского духа, когда оного в себе не имеешь, да и не знаешь, в чем монашество и состоит. Бедная София, остановись, ты пошла не тем путем, который ведет прямо в покой, но стропотным. Остановись, прошу тебя, будь благоразумна, не высокомудрствуй, смири себя, покорись, иначе ты не успеешь в том, чего так тщательно искала, когда жила дома под тщеславным покровом самочиния. Что ж относится до выхода из монастыря, о том и говорить не нужно, ибо монашеская жизнь не того требует, чтоб ходить с места на место, рассуждать и мудрствовать, но сидеть на одном месте со вниманием, слушаться и повиноваться.

Кстати, я вспомнил вопрос твой, коим ты меня просила объяснить, что более может ускорить ход к приобретению душевного твоего спасения. Труды ли, пост ли, молитва и уединение? Не знаю, получила ли ты от меня на этот вопрос ответ. Мне кажется, что я уже писал тебе о сем предмете. И потому скажу только, что телесные труды для тебя необходимы всегда, в особенности, когда заметишь, что тело твое начинает восставать на дух и над оным брать поверхность. Пост считать должно в том же смысле; но он не для всех одинаково нужен, ибо старые и больные не могут содержать оного. А для тебя пост не только не полезен, но и опасен, потому что ты живешь по своей воле, а не по распоряжению своей старицы, которой вверил тебя великий авва о. Макарий, как равно опасна и сама молитва, совершаемая тобою самочинно, хоть она и необходимо нужна. Всего лучше для тебя, если ты будешь иметь беспрекословное послушание к м. игумении и станешь пред всеми смиряться. Только этот подвиг для тебя не опасен, ибо первое полезно для дела, а последнее для тела и души. О безмолвии же и не думай. Оно выше твоих сил. Извини, что много пишу, впредь стану писать мало или и совсем ничего.

Желаю тебе от Господа нашего преуспеения в делах более назидательных и лучшего впредь рассуждения, остаюсь и буду молиться, чтобы Он сохранил тебя от всех коварств и сетей вражиих.

А. И.

***

Добрые сестры Варвара и София!

Христос воскресе! Мир вам!

Мать Августа, отдавшая мне в руки ваше письмо, удивилась тому, что я сказал ей, что мне исполнить вашего поручения насчет уведомления вас, когда будет освящаться ваш собор, невозможно. Она не так поняла, приняв мои слова нехотением удовлетворить вашему желанию. Ей показалось, что я совсем отказываюсь от ответа на ваше письмо; но на деле совсем было не так... Я и вам скажу, что для меня невозможно вас об этом уведомить так, как бы вам хотелось, во-первых, потому, что еще нет ничего о времени освящения положительного, ибо работа в церкви еще не кончена, а также ничего неизвестно и того, кто будет оную освящать и когда именно. Во-вторых, и потому еще нет возможности, что отдаваемые мною отзывы в руки других для отсылки по адресу часто пролеживают у них неделю, другую и даже месяц; а такие промедления бывают для меня тягостны, ибо случается, что письма, не пущенные в ход, возвращаются ко мне обратно. Это, большею частию, и служит причиною, что я теперь не берусь за дела поручения, подобные сему. Я много доволен вами, что вы меня не забыли, и благодарю вас, добрые сестры, за то, что вы, любя друг друга, живете между собою мирно, услуживая усердно одна другой. Такая жизнь кого не порадует? Но вот одна из вас пишет ко мне (София), что когда она упражняется в чтении Добротолюбия, тогда себя чувствует... Желательно б знать, не занимается ли она молитвою, указанною в оном? Читать-то Добротолюбие всякому можно; но подражать тому, как в оном сказано, без руководства и указания было бы крайне самочинно. Правда, есть рабы Божии и такие, которым дается молитва и без путеводительства; но для этого нужны живая вера и глубокое смирение, без чего не можно достигнуть того, чего ищем. Другая же из вас (Варвара) то ее знай, что ставит себя хуже всех и предает себя во всем воле Божией; подумаешь: какого же тут больше самопознания, как не это? Не обижайтесь, добрые сестры, на то, что я не всегда отвечаю на ваши письма. Вы сами знаете, что частая переписка не всегда бывает полезною. О смерти своего дяди не скорбите много и не совсем надейтесь на брата, — он человек; лучше ищите утешения в одном Боге и возлагайте твердую веру на Его Божественный Промысл, тогда и без пособия людей вы будете во всем довольны. В письме рабы Божией Софии сказано: труден путь нашего спасения, потому что имеем совершенную свободу исполнять то, что нам хочется. При этих словах возникает вопрос: а чем бы мы были тогда, когда не имели бы в делах своих никакой свободы, и что бы мы делали?.. Нет, сестра, не в том состоит труд, что мы пользуемся свободою, а в том, что нам не хочется приняться за дело свободы, т.е. нет у нас монашеского самоосуждения и истинного смирения, без чего и свобода наша для нас трудна. Еще в том же письме сказано: «нет человека, от которого бы можно было получить укрепление». – И это, мне кажется, не так. У вас людей много, и неужели нет ни одной души, которая могла бы доставить вам пользу? Мне скорее думается, что нет у нас доверия к человеку, иначе и самый простак открыл бы нам высокие истины духовной жизни. Простите рабы Божии, приветствую вас с праздником Воскресения Христова, с желанием вам от Воскресшего из мертвых Христа Спасителя нашего преуспеяния в делах благих и совоскресения душ ваших в жизнь вечную. Вам всегда благожелательствующий

Илиодор

***

Добрейшая София!

Я вам пишу монастырский устав постный на всю четыредесятницу Великого поста. Первую неделю поста в понедельник и во вторник ничего горячего не кушать и не пить; хлеб, квас, капуста, огурцы без масла постного один раз в день, пить воду холодную от жажды, в среду после обедни можете горячее кушать без масла. В четверг тоже и в пятницу — горячую пищу без масла. Все эти дни без масла и по одному разу кушать в день. А в субботу кушайте пищу горячую с маслом и в воскресенье также с маслом, и по два раза в субботу и в воскресный день кушать; рыбы же не кушать во весь пост, кроме Благовещения и Вербного воскресения, в субботу Лазареву кушать икру. А с первой недели поста кушайте во всякий день горячую пищу без масла, а ежели изнемогаешь телом, то по немощи кушай с маслом — на твоей воли состоит, по всем субботам и воскресным дням Великого поста с маслом пищу употребляй, чай кушайте с медом, а ежели не можешь, то кушай с сахаром и вареньем по субботам и воскресным дням, а в Великую пятницу при захождении солнца — хлеб, квас и вода, огурцы, капуста холодные и чаю пить не надо. В субботу также можно покушать раз в день. Когда говеешь, тогда после повечерия не кушай, а когда не говеешь, пред повечерием чай можешь кушать, а после сама будешь вычитывать повечерие и молитвы на сон грядущий. Правило какое ты сама назначила себе, то исполняй. Бог благословит вам. Мир вам и благословение Божие. Господь да укрепит ваши силы на подвиг Великого поста, и о мне грешном прошу молиться. Благодать Господа нашего Иисуса Христа да будет с вами. Аминь.

ваш недостойный молитвенник А.

13 февраля 1857 г.

Игумен наш на смертном одре лежит. Едва ли до поста проживет. Болезнь его чахоточная. Ты многократно просишь … за послушника А. К миру больше сердце твое влечет и смущается духом и сама не знаешь, что делать. Стой на камени веры Христовой.

***

София Ильинична!

Нельзя не отвечать на твое письмо. Жаль тебя: ты так малодушна и духом так слаба, что при самом малейшем соприкосновении скорби готова оставить все и бежать из обители в другую, не замечая того, что это обуревание есть не что иное, как только злокозненная хитрость врага, всеми силами старающегося прервать сожительство твое с доброю старицею Макариею, которая указывает тебе путь к самопознанию и знакомит с тою жизнью, на которую ты смотрела прежде вступления своего в монастырь как на единственное средство своего спасения и искала случая тесно познакомиться с оною. Теперь и случай тебе представился, и желание твое исполнилось; а у тебя нет еще и признаков прочного основания в делах высшей жизни, приобретаемой покорностью и смирением. Это доказывается тем, что для тебя ничто не значит без причины удалиться из обители, в которой положила доброе начало, предав себя под руководство опытной старицы, и искать обители другой. Но, кажется, ты чувствуешь и сама, что откровение для тебя и назидательно, и полезно; для чего ж без нужды хочешь прекратить оное? Неужели ты думаешь, что в Борисовке будешь иметь и опытную старицу, и добрый покой? Уверяю тебя, что куда бы ты ни пошла, везде найдешь для себя и неустройство в жизни, и пустоту в душе своей, если однажды и навсегда не оставишь своих привычек. Ты говоришь, что хоть у тебя и есть старица, но не чувствуешь к ней ни расположения духа, ни искренней любви; а потому и не открываешь ей вполне своего сердца. Отчего это с тобою происходит? Не оттого ли, что ты держишься своей воли и скрываешь вредные помыслы, влагаемые от врага, который, предвидя успех в твоем спасении, советует тебе удалиться из обители. Но удаляться из обители без причины в другую — не значит ли это, что ты уступишь место противнику, который, хотя заманить тебя в свои сети, того только и ждет, чтобы ты на это согласилась? А там – поминай, как звали. В Афонской горе было одному старцу откровение, который видел супостата в мозолях, и на вопрос его, отчего у него так много на спине мозолей отвечал враг: «Это мне натерли те, которых я на себе выношу на корабль, чтобы удалить их из сих мест». «Что ты с ними после этого делаешь?» – спросил старец. «И мне в свою очередь, — сказал враг, — достается на них поездить». София! Не так ли может случиться и с тобою, когда в противность здравого совета упорно захочешь последовать своей воле? По моему суждению, лучше б было для тебя, если б ты оставалась по-прежнему под руководством своей старицы и во всем ей повиновалась, не скрывая от нее ничего, что будет тебе приходить на мысль, ибо только этим и можно отогнать от себя врага, которому хочется выгнать тебя из обители. Чадо! Будь осторожна в своей жизни и не доверяй своему рассуждению. Оно бесполезно. Скажи, что тебе еще хочется. М. игумения твоя — святая, старица опытная, келлий у тебя много, содержание безнужное, послушание небольшое, а церковь у тебя так близка, что всегда можешь изливать свои молитвы, когда захочешь. Скажи и подумай. Имея себе все нужное, не подвергнешься ли ты ответственности пред Богом в день Его суда за неустройство своей души, подобно тем девам, которые не вошли в двери Царствия Божия только потому, что не имели в светильниках сердца своего благодатного елее, а может ли елей быть там, где нет благого произволения, покорности и смиренномудрия, но одно лишь противление, скрытность и своеволие? Впрочем, извини, если тебе покажется из этого письма что-либо обидным. Я писал в нем все не для того, чтоб тебя обижать, а с тем, чтоб предостеречь тебя, неопытную в монашеской жизни, от наветов противника и доставить тебе случай воспользоваться моими замечаниями в пути, по которому проходя всяк из нас, нуждается в здравых советах. Прости! Желаю тебе спастись и предстать пред Господом в лике мудрых дев.

С.Ар. Илиодор

27 марта 1861 г.

Г.П.

***

Спасайся Серафима!

Поздравляю тебя с принятием на себя св. ангельского образа и желаю тебе от Господа до конца сохранить брачную одежду нетления, в которую ты теперь облеклась, как в броню крепкую, с твердым намерением вступить в борьбу с врагом, на победу которого — молю Его благость, — да даст тебе Он и силу, и крепость, и мужество.

Чрез подателя сего Николая я получил твое письмо и посылку. За последнее благодарю тебя, а за первое скажу, что ты не права, потому что в письме все высказала, но не упомянула о том, кто была восприемною твоею старицею. Заметив этот пропуск, я подумал, не с намерением ли ты это сделала. Но я все-таки скажу, что без Макарии тебе будет трудно. Прилагая при сем твою записку с твоею отметкою, я буду ожидать от тебя известия о том и порадуюсь духом, если узнаю, что м. Макария твоею духовною матерью, а до того не скажу тебе ни слова. Прощай! Желаю тебе спастись и быть победительницею над страстями.

Сх. арх. Илиодор

2 мая 1861 г.

***

София Ильинична!

Я очень рад, что ты заехала к нам. Чрез тебя мне открывается случай писать к матери игумении вашей о нужном, и я с тобою пошлю ей письмо, которое думал было препроводить чрез почту. Благо, что ты отправляешься в святую обитель и спешишь к своим занятиям, которых выполнить в мире трудно. Я хотел было спросить тебя при сем о намерении сестры Варвары, но ты мне расскажешь сама об ней, когда со мною увидишься. После обедни, я думаю, зайдешь ко мне или во время трапезы и тогда я поручу письмо, о котором сказал выше. Не знаю, была ли м. Рафаила у вас. И об этом мне скажешь. Прилагаю при сем твое письмо и, пометив оное, где следует, я думаю, что ты внимательно мои заметки прочитаешь. Прости! Да будет Бог с тобою во вся дни твоей жизни.

О. Павлину отдано сейчас все присланное.

***

София Ильинична!

Желание ваше исполнилось... Лицо, сговоренное во грехе, понесло наказание. Но что значит беспокойство совести, обуревающее вашу душу? Об этом надобно подумать.

Вы хотите знать, какие из всех духовных книг есть книги отеческие? Отеческие называются те, которые написаны св. Отцами в руководство монахам как для познания себя, так и для раскрытия в себе сокровенных страстей и врачевания оных. Эти книги именуются: Ефрем Сирин, авва Дорофей, Лествичник, Исаак Сирин, Добротолюбие и другие подобные им. Относительно же исповеди скажу вам вкратце. Исповедь есть двоякая — духовническая и старческая. 1-я из них есть та, которую кающийся приносит Богу пред духовником и получает от него чрез молитвы разрешение, а другая, когда мы чувствуем в себе прилив страстей и ищем от старцев опытных, а не каких-нибудь, врачевания. Последняя называется просто откровением. Но и та и другая имеют ту силу, что противник души нашей терпит поражение. Что же касается до значения исповеди, устная ли она, или переданная на бумаге, то сила ее одинакова. Посылаю вам при сем обратно вашу книгу пр. Нила, а с нею вместе и книгу Лествичника в новом переводе, по прочтении которой прошу вас скоро и сохранно переслать, ибо она чужая. Варваре Ильиничне передайте мое благословение и пожелайте от меня ей душевного спокойствия. Мне хотелось бы и ей написать сколько-нибудь строк во утешение души, но я так слаб, что едва мог написать и вам. Доктора мне не нужно. Мой доктор — Бог. Он меня болезнию посетил, да Он и уврачует, если Ему будет угодно.

***

Добрая сестра София!

Спасайся о Господе!

В минуты моей скорби, по случаю перемещения из нашей обители в другую брата моего и друга, для меня казалось все печальным. В это время я получил, сестра, твое письмо, в котором ты высказала свое желание видеться со мною, и подумал, зачем отлучаться в зимнее время, из своей обители без крайней нужды и терпеть в дороге холод, не лучше ли оставаться в теплой келлии и внимать своему спасению; но об этом довольно: не подумала бы ты, что я препятствую тебе быть в Глинской и притом тогда, когда и мне самому иногда приходит на мысль, отчего так, что ты давно не была у нас? А потому и скажу только, что делай по-своему, но так, чтоб дело твое было угодно Богу. Что ж еще сказать на твое письмо? Скажу, что ты принялась за трудное дело. Хотя и есть дело — исполнение заповеди Божией, но оно относится к людям опытным, а не к нам. Принимать участие в скорби ближних и из сострадания к ним стараться их утешать – самое лучшее устроение духа, но вместе с тем передавать им и свои чувства относительно пересуды других — не думаю, что ближние от того могли получать себе пользу. В таком случае, во время их ропота, нужно молчать и не соглашаться с ними, хоть бы казалось, что они справедливо скорбят, и уже представить им всю несоответственность их поступка тогда, когда они примирятся с духом и будут в состоянии принимать от тебя советы насчет перенесения находящихся им скорбей. Таким образом и ты получишь от Бога награду за свою к ним любовь, и они свободны будут от ответственности пред судом Божиим за грех осуждения; всего же лучше не браться за дело выше своих сил и знать себя только.

Иметь мир со всеми и любить всех есть исполнение другой заповеди Христовой; но этот подвиг труднее перваго, и потому при прохождении оного нужно иметь благоразумие и осторожность, чтобы вместо любви к ближнему не повредить себя и его излишнею своею к нему привязанностию тогда, как любовь к Богу должна быть превыше всего.

Я не понимаю, как это может быть, что ты и любишь, по заповеди Божией, всех и всех осуждаешь. Кажется, что тот, кто любит ближнего своего, как самого себя, не может его осуждать. Здесь есть твоя ошибка, которую тебе исправить легко, если ты будешь смотреть на свои только недостатки, а не на других.

Оставлять без нужды молитву и предаваться бездействию для того только, чтоб хранить в себе душевный мир, есть хитрость лукавого, которому хочется, чтоб без молитвенного правила ты утратила бы надежду на спасение. Я не думаю, чтоб без молитвенного подвига можно было достигнуть мира, ибо мир есть дар Божий и дается тому, кто его у Бога просит; как же это сталось, что ты без подвига молитвы получила душевный мир?

Наконец, сознавать в себе немощи и учиться самоукорению служит только приготовлением к основанию монашеской жизни, и не можно еще полагаться, чтоб это было достаточным ко спасению; без смирения и отвержения своей воли и то, и другое непрочно. Хорошо, однако ж, и первое, но и последнее лучше.

Благодарю тебя, сестра, что ты с Варварою живешь согласно и угождаешь ей во всем. Этот мир и это согласие, которое за правило положила себе делить с нею, принесут тебе более пользы, чем все твои подвиги, которые и начинаешь, но не оканчиваешь.

Твой благожелатель Илиодор

***

София Ильинична!

Непреодолимое желание ваше посетить Оптину пустынь и воспользоваться здравыми наставлениями доброго старца о. Макария — я одобряю. Быть может, что ваша к нему поездка принесет сторичный плод вашей душе и объяснит все ваши сомнения, которые другому открыть вы не решаетесь. На такую поездку кому придет мысль не благословить вас? Портрета сего почтеннейшего старца, чтоб на оный взглянуть, не присылайте ко мне. Я его лично знаю. Было время, что я, еще будучи послушником в Глинской пустыни, хаживал к нему и к бывшему его св. старцу Афанасию в Площанскую пустынь для назидания души и черты его помню, как будто вижу его только теперь; так на что ж мне смотреть на изображение того, кто так живо остался в душе моей однажды и навсегда. Посылаю вам при сем страдальца монаха, распятого на Кресте, изображение котораго вы меня просили доставить вам. Благословляю вас на поездку в Оптину пустынь и не имею в виду чего более вам сказать, как только о том, что для вас полезно. Вы страшитесь, чтоб поездка ваша к о. Макарию не была тщетна? Ваш страх основателен, ибо если и ему не откроете недоумений ваших, как не открываете оных другим, то зачем и ехать? Ваша правда, что в таких и подобных случаях враг препятствует благому произволению человека, ищущего путей спасения, но не думаю, чтоб там могла быть тщета, где есть вера и усердие к лицу, благоразумию котораго вы будете вверять свои тайны и ожидать от него себе разрешения; тогда только недостаток и пустота окажется в душе, когда откровение пред старцем в своих помыслах и действиях не будут иметь прямоты. Прошу передать Варваре Ильиничне мое благословение. Ящик и салфетку при сем обратно посылаю. Благодарю вас за присылку хлеба и проч. О. Анатолию я передал от вас поклон. Если вы будете в Севске, не забудьте от меня поклониться м. игумении Клеопатре и м. Рафаиле.

А. Иоанникий

***

София Ильинична!

Книги Свящ. для чтения вашего все полезны, но отеческие, о которых говорит о. Макарий, преимущественнее потому, что раскрывают в нас затаенные страсти и научают, как побеждать их. Из них можно скорее почерпать правила духовной жизни, чем из первых. О. Макарий справедливо вам сказал. Читайте их. Но вы, кажется, приняли совет его недоверчиво, что спрашиваете меня как бы для того, чтоб удостовериться в истине слов его. Благоразумный старец, прошедший опытом чреду своей подвижнической жизни, знает, что говорит. Он сказал вам то, что на пользу вашу. Слушайте его и будьте к словам его доверчивы. Этим вы уподобитесь тому простому, который по слову Божию, веру всему имеет. А сего с вас и довольно.

Кресты, подобные вашему, делаются арабами-христианами из рога бегемота или, как говорят, из рога винторогов, привозимого из Африки, и продаются в Иерусалиме очень дешево. На вашем Кресте я не мог разобрать, какие изображены Святые; вероятно, представлены на нем Матерь Божия и Иоанн Богослов. О книге, которую я вам послал, ничего вам не скажу, ибо она нужна для чтения из нее слов по воскресным и праздничным дням и должна находиться в церкви постоянно. Может быть о. строитель и благословит вам на некоторое время воспользоваться оною. Попробуйте попросить у него. Вы хотите читать Богословие Иоанна Дамаскина. Но, по моему мнению, то чтение преимущественно быть должно, в котором представлено одно только то, как познавать себя. Смирение есть высокая добродетель, и кто достиг до степени оной, тот стал познавать себя.

О. Макарий Оптинский сказал вам справедливо, что пока не очищено сердце от страстей, не следует доверять никаким слезам и мечтаниям или видениям, при усиленном напряжении ума в молитву иногда случающимся. Его предостережение действительно. Не выпускайте его из виду, ибо оно основано на показаниях св. Отцев и может служить для вас, в случае недоразумений, благонадежнейшим средством к истреблению в душе самомнения, тщеславия и гордости. О чувствованиях сердечных и слезах, происшедших у вас во время молитвы, без подробного объяснения действий ума и сердца, в каком они тогда были, я не могу вам ничего сказать, ибо это обстоятельство большой важности и судится не по наружным действиям, а по внутренним. Всего лучше, если вы будете придерживаться в таких случаях совета о. Макария, сказанного выше. О книге пр. Дорофея, при сем обратно к вам посылаемой, можно верно думать, что она есть та самая, о которой св. Нил Сорский упоминает, ибо, сколько я знаю, доселе она только под именем его находилась в пустынных наших монастырях, и не было другой. У нас она напечатана на славянском языке, а эта недавно переведена на русский и, кажется, вернее, чем Лествица. О чтении священных книг и молитв не следует сомневаться, ибо и то и другое для души необходимо. Чтение раскрывает недоумения и поощряет душу к молитве, а молитва приводит ум в состояние противиться страстям и отгоняет нее врагов. Я уже писал вам и теперь скажу, что келейное правило, назначенное от духовника или старца, считается выше, чем излагаемое по своей воле, ибо первое ограждено благословением и молитвою того, кто на оное определяет, а последнее ничем. Вы хорошо делаете, что занимаетесь рукоделием и молитвою, ибо уныние там бежит прочь, где тело и душа заняты делом. Я узнал, что вы намерены скоро отправиться к о. Макарию. Поезжайте, Бог благословит. Быть может, что вы найдете в нем себе старца и не будете более беспокоиться. Молю Господа, да расположит его к принятию вас под свое руководство.

Илиодор

***

София Ильинична!

Из письма вашего видно, что вы еще не знаете о происшествиях Севской обители, которая увидела в себе новую перемену и, так сказать, новое бытие столь неожиданно, что немногие только могли предусмотреть это событие. М. Клеопатра и м. Рафаила были нечаянно потребованы в г. Орел тамошним архипастырем и произведены 23 апреля первая в сан игумении, а вторая — в должность казначеи. Такое неожиданное изменение одного лица и другого удивило многих. Но чему тут удивляться, когда на это была особенная воля Божия, без которой не происходит в жизни нашей ничего случайного? Теперь позвольте вам передать мое мнение, всегда почти меня занимавшее. Вы желаете вступить в монастырь и, кажется, в продолжение долгого времени приобрели уже в мыслях своих и довольный навык к тому, чтоб в уединении и тишине угождать одному Богу и служить Ему и сердцем и душею с тою надеждою, чтоб быть и водвориться с Ним вечно. На это недоставало у вас только средств и места. Теперь открывается для вас и то и другое. Не угодно ли вам попытаться и попросить у почтеннейшей матери материнское ее благословение на вступление ваше в подвижническую жизнь и явиться с оным как с залогом искреннего усердия, самоотвержения и любви к иноческой жизни, столько вами желаемой, к нынешней матери игумении Клеопатре и подчинить волю свою воле ее. Кажется, что Сам Господь указывает вам туда путь. На поездку вашу в Оптину пустынь я благословляю, вы давно желаете видеть о. Макария и передать ему подробно все чувства души вашей как опытному старцу в духовной жизни. На такую поездку кто ж вас не благословит? Но прежде, чем отправиться в Оптину, советую вам по пути заехать в Севский монастырь, быть может, что это вам послужит в душевную пользу и будет лучшим пособием к тому, чтоб найти, чего ищете. О поездке вашей со священником, кажется, сомневаться не должно, ибо что б то был за священник и притом служитель Христов, который служил бы ближнему соблазном. Но если есть такой, то он уже не священник, а волк, похищающий овец Христовых. Таких по правде следует опасаться. О бедной послушнице, известной вам, я ничего не могу сказать, ибо вы не упомянули, имеет ли священник ревность к ней, какую имеет она к нему и была ли она у него на исповеди. В таком только случае можно дать мне свое мнение и суждение. Кажется, что это одно только искушение ей бедной. Такие мечты в девичьих монастырях очень часты. Блажен тот, что их не видит или мало им верит.

О событиях Севского монастыря передайте доброй сестре вашей Варваре Ильиничне. Быть может, и для нее настанет время оставить мир и вся яже в мире. Простите. Желаю вам от Бога и молю Его благость, да устроит ваш долгий путь во благое.

Вы спрашиваете меня: в каком расстоянии пути отстоит Оптина пустынь от Севска? Этого я не знаю. О. Анатолий вам посылает свое благословение, а я свое вам и Варваре Ильиничне.

Илиодор

***

Мати Серафима!

Полученное мною твое письмо я давал почитать и доброму нашему о. Иннокентию, предоставляя на его волю решить, утруждать ли Елизавету Ильиничну просьбою насчет ее ходатайства о монастырской мельнице, или оставить это обстоятельство на волю Того, Который Сам знает наши нужды и располагает все по-Своему? О. игумен рад был этому случаю; но писать к ней мне самому не благословил, по причине ее болезни, о которой ты меня извещаешь, дабы нашей просьбой не беспокоить ее; а советовал предоставить этот труд тебе, если на то будет твое усердие. Теперь зависит от тебя, писать или оставить. В своем письме ты меня извещаешь, что Елизавета Ильинична посылая портреты Юлия и Станислава, поручила тебе меня спросить, который из них мне понравился, и говоришь, что она радуется тому, что тебе приятно было иметь у себя портрет Юлия. Вот как! А меня об этом никто не спрашивал, да и портрета я не видел у себя никакого. Пришли ж мне портрет Юлия, а если можно, и Станислава. Пастилу оставь у себя. Эта вещь, судя по вашим панским приемам, какие бывают у вас в праздничные дни, понадобится и тебе, а мне на что она? У нас подобных учреждений не бывает, сам же я к этим прихотям не большой охотник. Кушайте себе на здоровье! Сожаление, зачем не перешла в Троеруково, начинающее появляться в душе твоей, есть не что иное, как только хитрости лукавого врага, который ищет случая поколебать твое душевное спокойствие и охладить в тебе жар к чистой молитве. Но об этом после буду говорить с тобою, а теперь, за неимением времени, прошу у Господа одной только благости, да будет выну в душе твоей мир, спокойствие и тишина.

Илиодор

Прошу тебя предавать мои письма огню, как не стоящие никакого внимания.

Зараз получено из П-га на имя старца о. Евфимия от княгини Потемкиной письмо. Она пишет, что охотно принимает на себя ходатайство и обещается всеми зависящими от нее средствами действовать в пользу нашего монастыря насчет испрашиваемых нами мельниц. Спаси ее, Господи, и дай ей доброе здоровье за ее христианские добродетели усердие и любовь.

Серафима!

P.S. По написании прилагаемого здесь письма, прочитывая письмо твое, я смотрел, что не на все еще вопросы твои мною ответ написан; а потому при сем и добавляю... Ты обещалась мне заняться чтением св. Исаака Сирина. Читаешь ли ты эту книгу? Еще скажу нечто. О старой своей привычке к чаю ты написала целую страницу, а о том, покоряешься ли ты доброй своей сестре Варваре, как себя старшей, и оказываешь ли услугу ей в немощи телом, ты не сказала ни слова. Скажи прежде об этом, и я тогда скажу тебе, как истребить нарост старой твоей привычки, которая тебе мешает быть доброю монахинею. Вот уж ты и испугалась слов в прежнем письме сказанных мною, что ты близка воротиться в мир, а не размыслила о том, что грешно так говорить, как ты сказала, «что приняла монашество неохотно и с печалью»... Одно меня только утешило-то, что присовокупила к тому: «Что же будет? Сохрани же, Господи». Такие выражения твои кого не приведут в сомнение? Впрочем, не бойся, будь только внимательна к своему спасению, и ты не будешь оставлена Отцем Небесным, у Которого много благ для всех нас.

С.А. Илиодор

***

Добрая сестра Серафима!

Оконченную отделкою икону Царицы Небесной, обещанную мною вам в благословение, при сем препровождаю, прося ваших святых молитв. Грешный старец Илиодор.

Матери Варваре прошу передать мое благословение и поклон.

***

София Ильинична!

Благодарю Бога, что ты осталась и живешь под руководством опытной старицы Макарии и пользуешься по-прежнему старческими ее наставлениями, заимствуясь от нее и образом монашеской жизни и здравыми ее советами. Такое доброе твое начало кто не одобрит? Но смотри, твердо ли ты исполняешь свои правила? Это значит, во всем ли ты старице своей открываешься и не составляешь ли своего мудрования? Этого ты берегись, иначе потеряешь навсегда и время, и подвиги, и надежду и награду за труды. Будь доверчива к ее распоряжению о себе, будь всегда ей покорна и, если хочешь без труда спастись, не пренебрегай никогда ее советами, но с верою и усердием принимай все ее слова. Прости! Желаю тебе от Господа душевного и телесного здоровья.

С.А. Илиодор

Я слыхал, что ты хотела было поехать в Глинскую пустынь. Зачем ездить часто? Оставайся лучше дома и внимай спасению своему. Это доставит душе твоей больше пользы, чем поездки.

***

Многоболезненная мати Варвара!

Спасайся о Господе!

Письмо твое на сих днях я получил и спешу зараз ответить на оное. Благодарю тебя, сестра, за добрую твою память и усердие ко мне. Господь да помянет и тебя во Царствии Своем. Если ты беспокоишься о том, что не приветствовала меня с Новым годом по случаю дошедшего до тебя слуха о моей кончине, то есть причина думать, что ты молилась за меня, когда услыхала о моей смерти. А это для души моей больше и полезнее, чем приветствие с Новым годом, ибо первое относится к приличию света, а второе к благополучию жизни вечной. А как я и сам не поздравлял тебя с торжественными днями Нового сего года, то теперь прошу принять от меня усердное поздравление с желанием тебе новых душевных сил, нового спокойствия духа и новой благодати к мужественному несению креста, посланного тебе от Бога на спасение души твоей. Из письма твоего я не мог было понять с первого разу, по какой причине ты перешла из своей келлии в другую. Уже м. Серафима объяснила мне в своем письме, что ты это сделала по случаю болезни, которая беспокоила тебя по причине сырости воздуха, замкнутого в прежнем каменном помещении. Это меня успокоило. А я было сначала подумал, не случился ли между вами какой-либо разлад, от которого да сохранит вас Господь. Почтенной м. Серафиме прошу засвидетельствовать мой усердный поклон и поблагодарить ее за приветствие меня с Новым годом. Передай ей мое убогое благословение, если не противно будет ей принять оное от меня. Ты просишь, чтоб я написал несколько слов Елизавете Ильиничне в облегчение в скорби, которую она приняла по случаю отправления сына ее Святослава в далекий Амур на службу и боится, дабы не подвергся несчастьям, случающимся на море. С душевным удовольствием я исполнил бы твое прошение, если бы душевные силы мои соответствовали тому, но скажу тебе по истине, что всякая переписка страшит меня. Итак, прости, сестра, что я не могу исполнить перваго твоего желания писать к ней, а о втором не беспокойся. Я всегда поминаю и поминать буду всех твоих родных в убогих своих молитвах, хоть и знаю, что мои молитвы ничтожны пред Богом. Еще повторяю раз мою просьбу: Бога ради не скорби сестра, что я оставляю твое желание без исполнения, я не тебе одной отказываю в этом; а другим и совсем не отвечаю на их письма. Прости!

При желании вам тебе и м. Серафиме — от Бога душевного спасения и успеха в монашеских подвигах ваших. Остаюсь и буду до гроба вашим благожелательным молитвенником грешный

Илиодор

Присланную тобою марку я приклеил на твоем письме, кстати, она пригодилась.

29 января 1869 г.

Г.П.

***

Мати Варвара! Спасайся о Господе!

Прочитав твое письмо, полученное в прошедшем еще ноябре месяце последних чисел, в котором извещаешь меня о настоящем своем положении, я был весьма доволен тем, что ты хоть наконец согласилась жить вместе со своею сестрою Серафимою, не думая больше о переходе из Севской обители в Троеруково, куда ты домогалась, не быв наперед уверена в твердости своего духа и готовою к возложению на рамена свои креста, в таком случае, всегда неизбежного. Теперь, благодарение Богу, все это кончилось в твою пользу, а кончилось тем, что твоя воля, связанная обетами монашества, подчинена воле твоей старицы и не может уже располагать собою, как это было с тобою прежде к ущербу твоего спасения. Облекшись в ризу крепости духа и в броню всеоружия Христова на победу врага, ты вместе с тем получила от Бога и силу противиться ему всегдашним призыванием имени Иисуса в сердце своем: следовательно, получила и все, чего желала. Теперь для тебя остается одно – отыскивать истинный путь к самопознанию, дабы, с помощью оного, шествовать неуклонно к цели Царствия Божия, нимало не страшась угроз того, разожженное адским огнем оружие коего, по благости нашего возлюбленнейшого Спасителя к слабому человеку, оскудеша ему в конец. Но теперь и это для тебя не трудно. У тебя есть опытная старица, которая в состоянии будет указать тебе этот путь, а ты благоразумно поступила, что избрала ее своею материю. Я твердо уверен, что ее руководство для тебя спасительно и, судя по ее опытности в жизни и испытанному благоразумию в действиях, может ручаться за спокойствие души твоей, разве ты сама станешь противиться ей; но тогда уж не ее будет вина, а твоя. М. Серафима, я думаю, завидует твоему счастию. Теперь можно безошибочно сказать, что на стороне твоей больше света, чем на стороне ее, ибо утратив старицу и не имея душе своей окормления, она поживает себе одна, как Турановская пани, не заботясь о том, что скоро наступит время строгого отчета в делах нашей жизни. Подумаешь, чтобы, кажется, избрать себе, если уже и не старицу, которой она боится, как огня, то, по крайней мере богобоязненную сестру летами себя старше и подчинить рассмотрению ее свои действия. Так нет! Пусть будет понашему. Я уже перестал ей об этом писать; да и зачем говорить там, где нет ни верного слуха, ни послушания? Прости сестра; но прежде, чем кончу мое письмо, прошу тебя не присылать мне более своих отзывов, ибо я не буду отселе отвечать ни на одно из них. За это не скорби: так должно быть. Еще скажу. Прости! Желая тебе спастись, остаюсь благодарным за твою детскую ко мне привязанность и усердие. Бывший твой духовник многогрешный

Илиодор

6 декабря 1867 г.

Г.П.

***

Почтеннейшая мати Варвара!

Спасайся о Господе!

На письмо твое, в котором высказалась весьма обидными словами насчет м. Рафаилы, я не думал было тебе отвечать, считая неприличным для себя вести переписку с такими, кои поносят друг друга без ограничения; но так как ты в большой тревоге ищешь от меня утешения, то я в прошении твоем и не мог отказать. Ты жалуешься на поступок м. Рафаилы, причинившей тебе и сестре твоей м. Серафиме какую-то обиду и скорбишь на нее до того, что вышла из пределов монашеского смиренномудрия. А забыла, раба Божия, что гневные порывы, вытекающие от раздражения, делают неспособным человека ни к каким духовным делам. Скажу ясней, что ты нетерпением своим доставила душе своей немалый вред потому, что ты ее осудила в высшей степени. Читая твое сердитое письмо, я не мог не пожалеть о тебе и подумал, неужели ты так решительна, что осмелишься беспокоить своими жалобами архипастыря, где ж твое прежнее смирение, о котором ты писала мне многократно и говорила? Нет, сестра, не жалуйся ты никому за свое оскорбление, а перенеси великодушно и старайся помириться с Рафаилою, испросив у ней прощения себе по долгу монашескому, ибо не в жалобе состоит спокойствие души, а в мире, согласии и любви. Прости, сестра, больше сего не могу по болезни писать. Остаюсь всегда тебе благожелательным грешный

Илиодор

23 июля 1871 г.

Г.П.

Сестре Серафиме поклонись от меня и скажи ей, что для нее полезнее смиряться и терпеть, чем поститься и быть затворницей.

***

Христос Воскресе! Варвара Ильинична!

Слава Богу! Мы дождались пресветлого праздника В.Х. благополучно. Воздадим же и усердную благодарность нашу Ему за все Его милости, дарованные нам от Него в течение минувших дней жизни, продолжившейся, по Его Св. воле, до сего времени, в которое к радости душевной слышим ныне торжественно воспеваемую божественную песнь сию: «Сей день, егоже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь» и принесем во славу Пресвятого Имени Христа Спасителя нашего, воскресшего ныне из мертвых и нас совоскресившего с Собою в жизнь вечную свои сердца, омытые слезами покаяния, как дар нашего к Нему сердечного благоговения за ту великую жертву, которую Он принес за нас Небесному Отцу Своему, почтив сей радостный для нас день и следующие за оным, в особенности духовным размышлением с сердечною благодарностию за безконечное Его к нам грешным человеколюбие, ибо такие чувствования души нашей будут Ему приятнее всякого кадила и семидала*, приносимаго Ему в жертву, но без чистого сердца и сокрушения духа.

Сим великим праздником В.Х. приветствую вас приветствием духовным и желаю вам от воскресшего и все воскресившего Победителя смерти и ада воскресения в жизнь вечную, доброго здоровья и всех мирных и премирных благ, на всех от Него ниспосылаемых, «ихже око не виде и ухо не слыша...» Такое приветствие прошу передать от меня и Софии Ивановне, достопочтеннейшей вашей матери, и доброй вашей сестре Софии Ильиничне, на коих молю Господа, да почиет благословение Его выну.

За присылку хлебов приимите от меня искреннюю мою благодарность. Ваш молитвенник

Ар. Иоанникий

Посылкой сего письма опоздали. Этому причиною мой келейный.

23 марта 1857 года
Г.П.