Схиархимандрит Иоанн (в миру Иван Сергеевич Маслов) родился 6 января 1932 года в деревне Потаповка Сумской области в крестьянской семье. В одной из тех державшихся строгих христианских обычаев и нравов семей, в которых вырастали на Русской земле великие праведники — столпы православной веры и благочестия. Промыслительно было само рождение будущего старца в великий день навечерия Рождества Христова. Крещен младенец был 9 января в селе Сопич в храме во имя святителя Николая Мирликийского и наречен Иоанном.

Его родители Сергей Феодотович и Ольга Савельевна были людьми глубоко религиозными и благочестивыми, что отражалось в укладе семейной жизни (о матери своей старец впоследствии говорил, что она свято прожила жизнь). Работали они в колхозе. Отец был бригадиром.

Детей у них было девять человек, но четверо умерли в младенчестве. Сергей Феодотович очень любил Ивана и выделял его среди других своих детей (у Ивана было две старшие сестры и два младших брата).

Уже в детские годы Иван обладал высокой духовной зрелостью. Друзей у него было много, однако он избегал детских игр. Часто ходил в храм Божий, к чему детей приучала мать. Старшая сестра его рассказывала: “Иван рос добрым, тихим, спокойным. Родители никогда его не наказывали. От матери попадало всем, а ему никогда. Всегда он был смиренный, никого не обижал”.

Все, кто знал его в эти годы, говорили, что Иван отличался от других детей: “Его сразу было видно”. Он обладал редкой рассудительностью, отзывчивостью и стремлением помочь ближним. В его душе смирение сочеталось с той силой духа и воли, которой подчинялись все его друзья. Ивана все слушались, даже те, кто был старше по возрасту. В драки он никогда не вступал, а, наоборот, останавливал драчунов, говоря: “Зачем ты бьешь его? Ему же больно”.

У деда Ивана — Феодота Александровича Маслова — было три родных брата. Один из них — Григорий Александрович, известный своей прозорливостью иеромонах Гавриил, подвизался в Глинской пустыни с 1893 года.

После закрытия Глинской пустыни в 1922 году отец Гавриил вернулся в деревню Потаповка. Он предсказывал родственникам: “Поверьте, я умру, а в нашем роду будет еще монах”. И они невольно размышляли о том, кто же им станет. Одна из родственниц Ивана, наблюдая за детьми, говорила: “Уже если не Сергиев Иоанн будет монахом, тогда не знаю, кто и будет”.

В 1941 году Иван остался в семье за старшего, так как отца забрали на фронт, откуда он не вернулся. Его мать говорила, что еще мальчиком он стал настоящей опорой семьи, руководителем и воспитателем братьев и сестер. Все дети называли его “батькой” и слушались. Уже тогда проявилось одно из основных свойств его души — все самое трудное брать на себя, полагать душу свою за ближнего. Ольга Савельевна (впоследствии монахиня Нина) говорила: “Он один умел так хорошо утешить мать, а ведь это так дорого стоит”.

Во время Великой Отечественной войны в Потаповке стоял немецкий отряд. Немцы все отбирали, в том числе и продукты. Отец Ивана загодя закопал большие бочки с зерном и бочонок с медом. Немцы везде искали продукты, протыкали землю штыками, но бочонки не нашли, потому что Сергей Феодотович закопал их под порогом сарая. Сам старец впоследствии рассказывал: “Один раз зашел к нам немец со штыком. Мы, все дети, сидели у стенки. Он к каждому штык подносил, думали, заколет, но он заглянул под кровать и ушел, нас не тронул”. Немцы давали лошадей пахать землю, но к определенному часу лошадей надо было вернуть. Батюшка рассказывал: “Я пахал (ему было тогда 10 лет — Н. М.), а коня чуть дернешь, он вскачь, еле удерживал, и конь взмок. За это меня и маму немец гонял”.

Так, с самого детства Иван очень много трудился. Он сам говорил, что все умел делать: и шить, и прясть, и ткать, и вязать, и готовить, и исполнять все сельскохозяйственные работы. Любил работу. За что ни брался, все очень хорошо получалось. Много работал по ночам. Гулять никуда не ходил, но сестру отпускал, а сам вместо нее ночами вышивал, вязал носки своим младшим братьям. Сам шил себе и братьям брюки и учил их быть аккуратными. Если дети небрежно бросали свою одежду, то Иван крепко-накрепко скручивал ее и бросал под кровать в дальний угол. Такой урок запоминался надолго, и дети приучались к порядку.

Жили бедно, обуви и ткани почти не было. Сами пряли, сами ткали полотно, летом отбеливали его. Ходили в лаптях. Батюшка рассказывал, как сам плел на всю семью лапти из лыка, а из тонких веревочек — чуни.

После войны был сильный голод. Особенно весной было тяжело. Как вспоминал отец Иоанн, “ждали только крапиву”. Иван придумал делать рамочки для фотографий и украшал их соломкой. Он как-то по-особому разрезал соломку, наносил на нее разные краски и очень аккуратно, изящно делал на рамке розочки, колоски. Многие тогда заказывали ему такие рамочки. Ведь почти в каждой семье были погибшие на войне, и людям хотелось, чтобы дорогие для них фотографии были в красивой рамке. За работу Ивану платили продуктами. Вскоре он научился крыть крыши соломой (что считалось в хозяйстве самым трудным) и стал делать это лучше всех в деревне. Мать ему помогала: подавала снопы соломы. Крыша бывала готова за три-пять дней. Люди видели, какие добротные получаются у Ивана крыши, и многие его приглашали на эту работу; платили ему или давали продукты, одежду.

У него все получалось быстро и хорошо. Занимался Иван и пчеловодством. Впоследствии в одном из писем он писал: “Гречневый мед я кушал только в молодости, когда, будучи еще в миру, сам занимался пчеловодством”.

Так Иван кормил всю семью. Сестра его говорила, что если бы не он, то не выжили бы. Он был настоящим хозяином в семье. С 12 лет Иван начал работать в колхозе. Пас коров, пахал, сеял, косил, собирал плуги, научился делать повозки. В школу ходил за шесть километров в село Сопич. Благодаря природной одаренности Иван учился успешно. Учителя всегда его хвалили.

С детских лет отзывчивая душа Ивана горячо воспринимала всякую людскую беду: и болезни, и нищету, и всякую неправду. Сам необыкновенно добрый, умевший всем помочь, он ценил и проявления добра к нему. Много лет спустя отец Иоанн со слезами благодарности рассказывал, как в детстве старушка подарила ему большое яблоко за то, что он “коровку ей пригнал”. “Так я до сих пор за нее Богу молюсь, за ее доброе дело, — говорил батюшка. — Это же надо — такое яблоко мне дала”.

В 1951 году Ивана призвали в армию. Служил он отлично, начальство его любило. Впоследствии батюшка говорил, что сначала хотел быть военным: “Я не думал быть монахом, хотел быть военным, да вот Бог привел”. Он рассказывал, что и в армии не скрывал своей веры. Над койкой повесил икону, и никто его не ругал, наоборот, все уважали. Иван очень метко стрелял. Если были соревнования по стрельбе, то начальство назначало его, и он всегда побеждал.

При исполнении воинского долга Иван жестоко простудился и с тех пор до самой кончины нес бремя неисцелимой и опасной болезни сердца. По этой болезни Иван в 1952 году был уволен из армии и вернулся домой.

Чистейшая душа его стремилась к духовному совершенству, к единению со Христом. Ничто земное не могло его удовлетворить. В то время он сподобился Божественного откровения, приоткрывая тайну которого впоследствии говорил: “Такой свет увидишь — все забудешь”.

И вот вместе еще с одним молодым человеком Иван поехал помолиться в Глинскую пустынь, которая располагалась недалеко от их деревни. Когда они только вошли в монастырь, матушка Марфа (в народе ее звали Марфушей), прозорливая монахиня, дала Ивану бублик, а его спутнику ничего не дала, тот и не остался потом в Глинской пустыни.

После этого Иван еще несколько раз ездил на велосипеде в Глинскую пустынь. Желая всецело посвятить свою жизнь Богу, в 1954 году он оставил дом и устремился в святую обитель. Его мать потом рассказывала: “Я не хотела его отпускать. Опора-то какая он мне был. Я за ним несколько километров бежала, все кричала: “Вернись!”

Сначала Иван несколько месяцев нес в монастыре общие послушания. Затем ему дали подрясник и в 1955 году зачислили в обитель по указу.

Впоследствии, когда старца спрашивали, почему он ушел в монастырь, он отвечал: “Это Бог призывает. Не от человека зависит, влечет такая сила, что не удержишься, — она и влекла меня. Великая сила”. И еще говорил: “Я в монастырь пошел не просто. Мне было особое призвание Божие”. Такими были уход от мира и начало иноческого пути схиархимандрита Иоанна.

Глинская пустынь пребывала в ту пору в расцвете и давала обильные духовные плоды. В обители подвизались такие великие старцы, как схиархимандрит Андроник (Лукаш), схиархимандрит Серафим (Амелин), схиархимандрит Серафим (Романцов). Именно с ними сразу духовно сблизился молодой подвижник.

Старца-настоятеля схиархимандрита Серафима (Амелина) Иван впервые увидел, когда тот выходил из храма. Ивана подвели к нему. Отец Серафим благословил молодого подвижника и сказал: “Пусть, пусть поживет”, а потом принял Ивана в братство и всегда с любовью и вниманием относился к нему.

Как протекала жизнь молодого послушника в Глинской обители? Подробности ее известны одному Богу. До нас дошли лишь отдельные эпизоды этой жизни, свидетельствующие о тяжести испытаний и жесточайшей духовной брани подвижника с силами ада, — испытаний, которые попускаются Богом только сильным духом. Вот некоторые из них.

В обители Ивана поселили в маленькой комнате, где уже жили четыре человека. Место дали на лежанке, на печке, а там в сосновых чурках было множество клопов. Иван обсыпал себя дустом, тогда они на голову нападали. Позже отца Иоанна спрашивали:

— Батюшка, как же Вы дустом не отравились?

—  Господь сохранил.

— Да как же Вы этих клопов терпели?

— Я как на смерть шел. Ни клопы не страшны, ничто!

Однажды настоятель вызвал Ивана к себе. Был Петров пост. Иван очень похудел, так как строго постился. Отец Серафим дал ему полный стакан кефира и велел выпить. Иван ради послушания выпил, хотя никогда не нарушал пост. Тогда настоятель сказал: “Вот так, и не перегибай палку!”

Основным послушанием для иноков Глинской пустыни был разнообразный физический труд. Иван работал в столярной мастерской, где приходилось колоть дубовые колоды, делать бочки. Работа была настолько тяжелой, что от непомерного труда опухали мышцы. Безропотно нес это послушание молодой подвижник, несмотря на то, что тяжелый физический труд был ему противопоказан: из армии он был уволен инвалидом.

Следующий эпизод — из области духовной борьбы. Нередко, как впоследствии рассказывал старец, ночному отдыху мешали бесы, которые являлись ему. Они истязали тело подвижника: по утрам он видел свои руки в синяках. Испытаниям Иван противопоставил терпение и мужество, ревность о Боге. Он усиливал пост, с его уст не сходила Иисусова молитва, и явные бесовские приражения постепенно оставили его.

Это был избранник Божий, от рождения наделенный многими благодатными дарованиями. Старчество, как способность открывать людям волю Божию, провидеть их сокровенные мысли и чувства и вести истинным, единственно верным спасительным путем ко Христу, было даровано отцу Иоанну еще в молодости. Именно поэтому духовно опытные Глинские подвижники с первых дней поступления его в обитель стали посылать к двадцатидвухлетнему послушнику богомольцев за советом. Уже тогда к отцу Иоанну обращались и опытные священники (многие из них спрашивали о правильном прохождении молитвенного подвига). Настоятель обители схиархимандрит Серафим (Амелин), пользовавшийся огромным духовным авторитетом, против обыкновения (обычно новоначальные проходили длительный искус) сразу благословил его отвечать на многочисленные письма, поступавшие в обитель от тех, кто просил совета, духовного наставления и помощи. Сколько же человеческого горя, скорбей и недоумений принял уже тогда в свое горящее любовью к Богу и людям сердце молодой послушник! Ответы его, наполненные благодатью Святого Духа, всегда были душеспасительны.

Подписывая их, настоятель дивился его духовной мудрости, читал тем, кто был в его келлии, и восклицал: “Так и надо наставлять!” Впоследствии, когда отца Иоанна спрашивали, кто говорил ему, что писать богомольцам, он отвечал: “Бог”. Иван не только отвечал на письма, но полностью исполнял послушание письмоводителя. Отвечал тем, от кого обитель получала посылки, денежные переводы, записки на поминовение и т. п.

Так Иван начал свое самоотверженное служение Богу и ближним, ведя жизнь самую скромную, строгую и смиренную. Нес послушание письмописца, трудился в столярной мастерской, делал свечи, затем был заведующим аптекой и одновременно клиросным. Батюшка вспоминал: “Я на лошади в аптеку ездил в Шалыгино. Лошадь такая хорошая была”. Все в монастыре его любили, никто не ругал.

Особенно близок был Иван схиархимандриту Андронику, который, впервые встретившись с ним, сказал: “Вот никогда раньше его не видел, а стал он мне самым родным человеком”. Однажды в Глинской пустыни Иван тяжело заболел. Старец Андроник две ночи не отходил от его постели — так Ивану было плохо.

8 октября 1957 года накануне празднования преставления святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова (как батюшка говорил, “под Иоанна Богослова”) он был пострижен в монашество с именем Иоанн в честь святого апостола. Случай для Глинской пустыни, где постригали только после многих лет искуса, необыкновенный. Батюшка рассказывал, что его и иеромонаха Зосиму (в схиме Иоанна) келейно постригал старец Андроник (уведомление епископу было послано уже после пострига).

Узы дружбы тесно связывали отца Иоанна и отца Андроника до самой кончины отца Андроника, а духовно-молитвенное общение их никогда не прекращалось.

Письма схиархимандрита Андроника к отцу Иоанну переполнены такой горячей любовью, заботой, задушевностью и уважением, что никого не могут оставить равнодушным. Вот как он обращается к отцу Иоанну: “Дорогой мой, родненький духовный сыночек”, “Дорогое и родное мое чадо о Господе” — и пишет: “Я часто спрашиваю своих окружающих о Вас, ибо мне хочется лицом к лицу поговорить с Вами и насладиться нашей родственной встречей”, “Вы мой родной по духу”. Когда отец Андроник тяжело болел, его келейник писал отцу Иоанну: “Он ждет Вас, все вспоминает и постоянно зовет к себе”. Старец схиархимандрит Андроник, характеризуя начальный период иноческой жизни своего духовного сына, говорил: “Он всех прошел”, — то есть был первым среди Глинских иноков.

В послужном списке тех лет сказано: “Монах Иоанн Маслов отличается исключительным смирением и кротостью; несмотря на свою болезненность, он исполнителен в послушаниях”. Так всю жизнь старец ставил во главу угла смирение, всегда во всем обвинял и укорял себя.

Впоследствии, когда отца Иоанна спрашивали: “Батюшка, кто был самый великий в Глинской пустыни?” — Он отвечал: “Великого знает Бог”.

Уже в те годы проявилась тесная связь отца Иоанна с духовным миром. Настоятель схиархимандрит Серафим (Амелин) после своей блаженной кончины не раз являлся ему во сне в полном облачении и наставлял его.

В 1961 году Глинская пустынь была закрыта. Батюшка рассказывал: “Когда уходили из монастыря, старцы сказали инокам: “На фундаменте стойте, который вам дан, иначе собьетесь!”

В том же году отец Иоанн по благословению старца Андроника поступил в Московскую Духовную Семинарию. Он пришел сюда уже высокодуховным старцем, строгим и ревностным хранителем иноческих обетов.

Архиепископ Ростовский и Новочеркасский Пантелеимон вспоминает, что хотя отец Иоанн был старше своих некоторых сокурсников, но выглядел моложе их. “Мы, студенты, знали, что он — Глинский монах, и, несмотря на его молодость, относились к нему с не меньшим уважением и почтением, чем к старцам Троице-Сергиевой Лавры. Строгий духовный взор старца Иоанна заставлял нас быть степенными в его присутствии”.

Уделяя много времени учебе, возлагаемым на него послушаниям, отец Иоанн усиливал и подвиг внутреннего делания, молитвенный подвиг. В то время схиархимандрит Андроник, живший в Тбилиси, писал своему духовному сыну: “Дорогой мой отец Иоанн! Прошу, Вы себе давайте хоть маленький отдых. Вы очень устаете в своей учебе и в послушании, но Вам Господь поможет понести свой крест”. О молитвенности отца Иоанна старец Андроник писал: “Ваши молитвы у Преподобного (Сергия Радонежского. — Н. М.) очень глубоки, надеюсь на Ваши святые молитвы”.

Сведений об этом периоде жизни отца Иоанна сохранилось немного. Из писем старца Андроника узнаем, что в те годы о. Иоанн тяжело болел, но не оставлял своих подвигов. Отец Андроник писал ему: “Вы себя не морите голодом, Вы очень слабый”. “Как мне известно, Вы находитесь в тяжелом болезненном положении, так прошу тебя, как родного сына, береги свое здоровье и употребляй ту пищу, какую предписывают врачи. Пост не для больных, а для здоровых, да и что говорить. Вы сами все прекрасно понимаете”. Отец Иоанн всегда был тесно связан с Глинскими старцами и не только писал, но и материально, и духовно помогал им. Старцы Андроник, Серафим (Романцов), митрополит Зиновий (Мажуга) часто в своих письмах благодарят его за присланные духовные книги, иконы, антидор, а также продукты. Когда старцы болели, отец Иоанн присылал им лекарства, давал рецепты, советы, как лечиться. Митрополит Тетрицкаройский Зиновий, в те времена епископ, писал: “Дорогой мой отец Иоанн! Спешу поблагодарить за твою искреннюю помощь в трудную для меня минуту. Я никогда не забуду протянутую твою руку помощи мне. Епископ Зиновий”.

Учился отец Иоанн очень хорошо. Его горячо любил и уважал ректор Московской Духовной Академии и Семинарии профессор протоиерей Константин Иванович Ружицкий (1888—1964). Этот маститый, высокой духовной жизни старец более 13 лет был ректором Московских Духовных школ, заведовал кафедрой нравственного богословия в Академии и Семинарии. По благословению Святейшего Патриарха Алексия I он был председателем Учебного Комитета при Священном Синоде, возглавлял всю систему духовного образования в Русской Православной Церкви. В то сложное время он для всех являлся “примером твердости, мужества, доброго служения на ниве церковной” и был широко известен как ревностный поборник Православия4. Именно такой человек сразу почувствовал духовную высоту, нравственное благородство, богословские дарования отца Иоанна. Узнав отца Иоанна ближе, он, по его собственному выражению, стал относиться к нему, как к самому родному и близкому человеку. “Произошла встреча двух благодатных старцев”, — говорит об этом профессор Московской Духовной Академии, доктор церковной истории К. Е. Скурат, хорошо знавший и отца Константина, и отца Иоанна. Кончину отца Константина в 1964 году отец Иоанн перенес очень тяжело.

В Великий Четверг, 4 апреля 1962 года, отец Иоанн был рукоположен в Патриаршем Богоявленском соборе во иеродиакона, а 31 марта 1963 года — в сан иеромонаха.

После окончания Семинарии он продолжил обучение в Духовной Академии. И в Семинарии, и в Академии отец Иоанн был душой курса. В своих воспоминаниях об отце Иоанне его сокурсник протоиерей отец Владимир Кучерявый пишет: “1965 год. Начало нового учебного года в Московских Духовных школах. Состав первого курса Академии был многонациональным. Здесь были представители России, Украины, Молдавии, Македонии, Ливана. Но самой яркой личностью среди студентов, безусловно, был иеромонах Иоанн (Маслов) — воспитанник Глинской пустыни, очень способный, энергичный, жизнерадостный”. Сам всегда бодрый, отец Иоанн умел поднять настроение всем, кто его окружал. Все любили и уважали его. Необыкновенно добрый, он привлекал сердца тех, кто с ним общался, высотой своей духовной жизни, глубиной религиозного чувства.

Сокурсники часто просили, чтобы отец Иоанн поисповедовал их. Они рассказывали, что будучи простым, смиренным и общительным (часто мог пошутить) в повседневной жизни5, отец Иоанн как бы преображался, когда исповедовал. Становился строг, проникал в самые потаенные глубины души исповедуемого, так что студенты поверяли ему всю свою душу. Они чувствовали, что не могут относиться к своему сокурснику иначе как к старцу, духовному отцу, многоопытному наставнику.

Полностью отдал себя в послушание отцу Иоанну его соученик из Болгарии иеромонах Иоанникий, впоследствии митрополит Болгарской Православной Церкви. Он очень любил батюшку и трепетал перед ним. Однажды, совершив какой-то проступок, от страха и стыда перед отцом Иоанном он залез под кровать и спрятался там (они жили в одной келлии).

Батюшка очень строго его вел: так, в наказание за что-то на Пасху батюшка разрешил ему съесть при разговении только кусок ржаного хлеба и выпить стакан воды. Отец Иоанникий очень долго упрашивал батюшку отменить этот “приговор”, так как он был приглашен на прием в посольство, и ему стыдно было за праздничным столом есть только хлеб и пить воду, но батюшка остался непреклонен. Придя с приема, отец Иоанникий рассказывал, что все хорошо обошлось, никто и не заметил, что он ел. Этот случай еще больше укрепил его любовь к батюшке. После возвращения отца Иоанникия на родину его прежний духовник написал из Болгарии отцу Иоанну письмо. В самых теплых словах он выражал свою благодарность батюшке за мудрое духовное окормление своего чада и писал: “Спасибо тебе за сынку”. Глубокое чувство христианской любви и преданности к отцу Иоанну митрополит Иоанникий пронес через всю свою жизнь. Об этом ярко свидетельствуют его письма к батюшке.

Вот одно из них: “Ваше Высокопреподобие, дорогой незабываемый отец Иоанн! Самая возвышенная и самая великая христианская добродетель никогда не проходит, потому что основана на Божией неизменной любви. Последняя никогда не проходит, потому что вечна, как вечен Всемогущий Бог. Буду откровенным: немало помучился и много выстрадал после Вашего отказа посетить Болгарию. Так долго подготавливал свою душу и так ждал Вас и после всего этого прочитал в Вашем письме, что в этом году Ваше посещение невозможно по причине болезни.

Все это принимаю и объясняю себе правильно.., но любовь никогда не проходит. Бог все видит: и сокрытые мысли, и тайники сердца человеческого, — потому что нет ничего неявного пред Ним, а все голо и открыто (Евр. 4, 13). И вот награда за одну большую христианскую любовь. Совсем неожиданно, но очень желанно в конце марта с Божиим благословением я смогу посетить город Киев, после чего, Бог даст, вознамериваюсь посетить Москву и Загорск.

Всегда наполняется радости моя душа, когда вспоминаю о Вашей прекрасной стране, Вашем народе и о любимых незабываемых друзьях. Духовное веселие дарует мне Бог от каждой встречи с Вами, потому что любовь никогда не проходит. ...И вот, поскольку Вы не смогли приехать, то приеду, Боже благослови, приеду я к Вам...

Радуйтесь с теми, которые радуются, — такова заповедь апостола, впрочем, да исполним все это, потому что любовь никогда не проходит, и самая большая награда приготовлена для тех, которые искренне любят человека...

С любовью +Иоанникий, Митрополит Сливенский. Г. Сливен, 15 марта 1981 г.”.

Но самым близким батюшке из окормляемых им студентов и преподавателей был отец Марк (Лозинский). Профессор Московской Духовной Академии, магистр богословия, заместитель заведующего Церковно-археологическим кабинетом игумен Марк был, по отзывам многих видных иерархов, человеком редким и исключительным, который весь принадлежал Церкви Божией. “Христианская жизнь его являлась примером подражания для многих”. Отец Марк посвятил свою магистерскую диссертацию творениям святителя Игнатия (Брянчанинова) и защитил ее в 1968 году, затем собрал огромный архив из наследия Святителя, а также составил учебное пособие по гомилетике.

Игумен Марк был беззаветно предан отцу Иоанну. Во всем спрашивал его советов и следовал им неуклонно. Отец Иоанн говорил о нем: “Это ангел был послан мне от Бога”. А о духовной дружбе, связывавшей их, отзывался так: “Два тела — одна душа”. Они оба трудились над составлением Патериков. В то время отец Иоанн составил “Глинский Патерик” (в первой редакции), а игумен Марк — “Отечник проповедника”, в который вошло около 20 примеров из “Глинского Патерика”.

Вместе с игуменом Марком отец Иоанн ездил в Тбилиси к старцу Андронику, который также очень полюбил отца Марка. Но последний был уже тяжело болен и скончался в 1973 г. на 34-м году жизни. Отец Иоанн очень тяжело пережил его кончину.

С большой любовью рассказывает об отце Иоанне митрополит Рязанский и Касимовский Симон, который в 1965—1972 гг. был инспектором Московской Духовной Академии и Семинарии. “С отцом схиархимандритом Иоанном я был в очень близких отношениях. Часто у него исповедовался. Отец Иоанн — человек очень высокой духовной жизни. Я видел в нем старца-наставника. Не было дня, чтобы я не советовался с ним. Старался исполнять то, что он говорил. Слова его всегда сбывались, советы оказывались полезными, и это укрепляло доверие к нему. Отец Иоанн и лечил меня, врачом моим был. Вылечил от аллергии; приходил с мазями, натирал ноги, когда болели.

Отец Иоанн— воплощенная кротость, очень скромный, смиренный, во всем имел послушание. Никогда никому ни в чем не отказал. Все знали, что он всегда поможет. Безотказный пастырь. Вот даже такой пример. Стал как-то ходить ко мне в келлию один из монашествующих, но время проходило с ним в пустых разговорах. Вспомнил я наставление преподобного старца Амвросия монахиням о том, что если сестра приходит и мешает разговорами — пригласить ее вместе молиться. Когда в следующий раз пришел этот человек, я сказал: “Отец, давай помолимся”. А он: “Да, ты что? Разве я без тебя не могу помолиться?” — и ушел. Больше уж он не приходил.

А вот отца Иоанна приглашу к себе. Надо завтра служить. Попрошу: “Отец Иоанн, помоги мне правило читать” (а ведь знаю, что он уже прочитал правило). Он никогда не отказывал. Часто мы вместе с ним читали правило ко Святому Причащению. Отец Иоанн очень любил молитву. Жил молитвой. Каждое утро мы встречались с ним на полунощних в храме у преподобного Сергия. Его смирение, кротость — это, конечно, всегда передавалось окружающим, когда он священнодействовал. С такими людьми легко служить, легко жить. Такие люди являются украшением Церкви. Отец Иоанн — соль земли; свеча, которую ставят на подсвечник, чтобы всем светила.

Прежде всего он — Духовник. Очень много исповедовал. Когда бы ни зашел к нему в келлию, всегда кто-то ждет исповеди. Такими людьми Господь Сам управляет. Он всегда умел утешить, если случались неприятности. Заботился о студентах. Был энергичный, быстрый, всегда в делах, а ведь сердечко-то слабое у него было”.

Об особой высоте духовной жизни отца Иоанна и его выдающихся качествах свидетельствует и тот факт, что 1 сентября 1963 года он — студент третьего курса семинарии — был назначен помощником ризничего Академического Храма, а всего лишь через месяц — ризничим (должность, на которую назначают, как правило, архимандритов).

По отзывам начальствующих, отец Иоанн был “образцом ризничего”. Протоиерей Владимир Кучерявый пишет:

“Усердием отца Иоанна благоукрашался Академический храм, облачения священнослужителей содержались в идеальном порядке... К церковной утвари и вообще к предметам священного обихода он относился с глубочайшим благоговением”.

До прихода в ризницу отца Иоанна на праздничных богослужениях, когда служило много священников, часто не всем хватало облачений. При отце Иоанне такого не случалось никогда. Послушание ризничего отец Иоанн нес около 20 лет (даже после окончания Академии, когда он стал преподавателем Московских Духовных школ). Своими трудами и молитвами он обогатил ризницу прекрасными облачениями и церковной утварью. Одним духовным детям он заказывал достать ткань на облачение, другим — шитье и т. д. Батюшка сам мог шить облачения и делал митры.

Отца Иоанна, имеющего абсолютный слух, очень музыкально одаренного, назначили также звонарем Академического храма. Как батюшка звонил! Мелодичный, бодрый, радостный колокольный звон разливался далеко и наполнял сердца всех ощущением праздничности, благодарения Богу, ревности ко спасению. Всегда ждали мгновения, когда отец Иоанн начнет звонить. Особенно радостно это было на Пасху, когда батюшка в течение первого дня Светлого праздника много раз поднимался на звонницу и звонил одному ему известным переливчатым пасхальным звоном.

Как бы ни было высоко и ответственно послушание ризничего Академического храма, важнейшим в служении отца Иоанна в Московских Духовных школах было духовничество. Еще в годы учебы в Академии ему, студенту, было вверено духовное окормление преподавателей и учащихся, кроме того, он исповедовал богомольцев.

Именно здесь в полной мере раскрылись способности и пастырские дарования отца Иоанна, который с первых дней проявил себя опытнейшим духовником. К нему стал стекаться народ — все, кто хотел узнать волю Божию в том или ином случае жизни, кому необходимы были добрый совет и наставление, кто жаждал утешения в скорби и печали. Помещение перед ризницей, где он трудился, никогда не бывало пустым: утром, днем и вечером здесь можно было видеть преподавателей и учащихся духовных школ, прихожан храма, москвичей, жителей других городов, приезжавших к отцу Иоанну на исповедь или для душеспасительной беседы.

Его отличало живое, опытное познание Бога. Рядом со старцем каждый чувствовал, что мир иной, “жизнь будущего века” реально существуют. И вот это чувство, что отцу Иоанну открыт мир духовный, что сам он — житель этого мира, и было самым сильным в общении со старцем.

Этот мир для нас, грешных, сокровенен; в нем действуют свои законы, которые не укладываются в обычные мерки нашего ограниченного разумения. Мы можем лишь наблюдать внешние проявления этого небесного мира, которые выражаются в поступках и словах святых Божиих избранников. Проникая в наше отягощенное страстями сердце тихой благодатью, эти слова и поступки поражают нас, смиряют наш ум необычным для него сиянием иного высшего порядка вещей и влекут наши души к таким дивным избранникам, как отец Иоанн.

Он был не только великим проповедником Царства Христова, но и живым носителем этого Царства. Благодатная красота и величие отца Иоанна, сила его духа, ощутимая связь с вечной жизнью вызывали у приходивших к нему трепет и благоговение, искреннее стремление ко спасению. Под влиянием только одного его слова или взгляда в людях совершались глубокое нравственное обновление и возрождение. Здесь, на земле, в нем светился отблеск небесной славы, светился в тех благодатных дарованиях, которыми старец особо был наделен от Господа. Епископ Полоцкий и Глубокский Феодосий рассказывал, как однажды семинаристы подошли к отцу Иоанну и сказали: “Батюшка, тут есть одна старица-прорицательница. Она предсказывает многое”.

Он ответил: “Пусть придет ко мне эта старица”. Старушка пришла к батюшке, но когда уходила от него, кричала на весь храм: “Иоанн поломал мне ноги!” Оказывается, старица была мнимой и находилась в духовной прелести. После беседы с батюшкой бесовское наваждение по молитве отца Иоанна исчезло, и старушка была вынуждена признать, что обманула многих.

Имя отца Иоанна передавалось из уст в уста. Все более и более расширялся круг лиц, которые пользовались его духовными советами и руководством: монахи и монахини, священники, известные ученые, рабочие, деревенские жители, студенты, школьники, врачи, учителя... Беседы с отцом Иоанном искали и епископы, и министры. И для каждого у него находилось соответствующее слово “на пользу”. Протоиерей отец Владимир Кучерявый в своих воспоминаниях об отце Иоанне пишет, что его всегда удивляла “редкая способность батюшки говорить с каждым человеком на языке его уровня, исходя из духовной зрелости. Такой индивидуальный подход к каждому и получаемая помощь привлекали к отцу Иоанну множество людей.., так что слух о нем, можно сказать, проходил по всей Руси Великой”. Как в свое время к старцу Андронику в Глинскую пустынь, так теперь к батюшке Иоанну потянулся народ Божий со всех концов России. Отцу Иоанну было тогда лишь 33 года, но он был духоносным старцем и мог окормлять огромную российскую паству, к чему был подготовлен старческим служением в Глинской пустыни. Имя его стало известно не только в России, но и за ее пределами. С каждым годом число посетителей отца Иоанна возрастало, и можно только удивляться тому терпению, с которым он принимал ждавших его духовного утешения, наставления, а иногда и материальной помощи, — никого он не отпускал неутешенным.

Митрополит Воронежский и Липецкий Мефодий пишет: “Будучи преподавателем Московских Духовных школ, отец Иоанн всегда находил время для беседы с людьми, не на словах, а на деле исполняя Господню заповедь: “Грядущего ко мне не изжену вон”.

Какая же сила влекла к этому старцу людей всех званий и положений? Какой мощью он неверующих приводил к вере, в отчаявшихся вселял надежду, злых делал добрыми? Что помогало ему творить чудесные деяния: исцелять от болезней и душевных страстей, прозревать будущее и т. д.? На это можно ответить словами апостола Павла: “Не аз, но благодать, яже во мне”.

Отец Иоанн поистине воплотил в своей душе Христово учение и был носителем в своем сердце Духа Святого. Вот разгадка всеобщей любви и уважения к старцу со стороны тех, кто к нему обращался. Ему было дорого прежде всего спасение души, которая вверяла себя его попечению. Поэтому все его отношения с людьми были святы, просты и значительны. Оттого так и тянулись к нему души, стремясь полностью открыться перед ним.

А если кто и не умел этого сделать, то сам старец помогал ему, так как имел редкий дар проникать во внутренний мир людей, видеть в сердцах их и разъяснять им то, что они сами не понимали и даже не замечали. Удивительно было при этом его умение направлять все силы людей к добру.

В своих советах он, как правило, был немногословен, умел одним метким словом, шуткой, одним движением, поговоркой, стихом из псалма попадать в самое “больное” место вопрошавшего, ободрить его, утешить и указать выход из жизненной ситуации. Если он говорил с кем-то при других, то поучал так искусно, что его обличения были понятны лишь тому, к кому они относились.

В конспекте лекций по Пастырскому богословию отец Иоанн писал: “Пастырю необходим правильный способ воздействия на паству: “Для одних нужен бич, — говорит св. Григорий Богослов, — для других узда. Для одних полезна похвала, для других укоризна, но то и другое вовремя”. “Пастырю необходима большая чуткость и наблюдательность при руководстве людьми различного характера и воспитания. Человек — это своего рода цветок, охотно распускающийся в тихую полночь и увядающий от прикосновения грубых рук, поэтому к каждому из пасомых у истинного пастыря есть свой подход. “Управлять человеком, — говорит св. Григорий Богослов, — есть искусство из искусств и знание из знаний”. Отец Иоанн учил: “Покаяться — значит перемениться: из грешника сделаться достойным Царства Небесного. Но как подойти к душе грешника, чтобы расположить его к духовному обновлению? Нужно найти в нем зародыши добра и побудить их к произрастанию”. Батюшка всегда видел эти спасительные зерна в каждой человеческой душе и соответственно воздействовал на нее.

Одна духовная дочь старца вспоминает: “Обычно после богослужения батюшка из алтаря шел в ризницу. Расстояние небольшое, а людей, которые хотели бы поговорить с ним, очень много. Задерживать батюшку нельзя, время сложное (1970-е годы, за старцем следили, чтобы не принимал народ). У каждого душа трепещет, как успеть спросить батюшку или взять у него на какое-то дело благословение, как высказать свою боль. Меня всегда удивляло, как батюшка со всеми сразу успевал говорить. Отвечая одному, тут же благословляет другого, кивает третьему. Ловит лишь немногие слова и сразу же, четко определяя, что тревожит человека, каждому отвечает с разной интонацией, с разным подходом: шутя, утешая, сострадая или, наоборот, резко, обличительно, насмешливо — кому что надо. Часто он отвечал и тому, кто не успевал и слова произнести. Вот батюшка уже в ризнице, прошло всего три – четыре минуты, а сколько людей вздохнуло с облегчением, у скольких решились жизненно важные вопросы, появилась надежда, ушло отчаяние, уныние, на душе легко, так как батюшка дал ответ или светло с улыбкой посмотрел (значит, все будет хорошо), или благословил, или дал просфору, или предупредил о чем-то. И сердце наполняет благодарность Богу и батюшке.

Когда отец Иоанн вот так на ходу говорил с человеком, он часто мог вспомнить многие обстоятельства его жизни, назвать по имени его родных. Это всегда очень утешительно действовало: старец все о тебе помнит. Но мне всегда казалось, что дело тут не только в исключительной памяти старца (как он знал и цитировал святых отцов, Священное Писание!), но и в том, что в этот момент он просто все видел в человеке, все знал о нем духом. Ведь как часто он говорил человеку, которого впервые видел, о таких обстоятельствах жизни, которых кроме самого этого человека никто не знал”.

Несмотря на кратковременность общения со старцем (когда была большая необходимость, отец Иоанн находил возможность говорить с человеком дольше обычного), каждому он давал то и столько, что и сколько каждый мог вместить по своему душевному устроению. Преосвященный Михаил (Грибановский) писал, что такой дар пастыря “есть высшая степень духовной правды, которая приближает человека к Богу”. Правда, бывали случаи, когда человек получал такую благодатную помощь от старца, сердце его было переполнено так, что говорил: “Батюшка, Вы помогаете мне сверх всякой меры”. И старец отвечал: “Да”. Действительно, отцу Иоанну было присуще удивительное чувство сострадания и сопереживания ближним. Сострадая, он имел дар силой своей пламенной молитвы исцелить душу и тело человека.

Недаром старец писал: “Истинному пастырю свойственна готовность пожертвовать жизнью ради паствы. Главная черта пастырского духа — сострадание греховной немощи людей, скорбь о согрешающих”. Эти слова полностью приложимы к нему самому.

Отец Иоанн терпеливо нес тяжкий крест болезней до самой кончины. Он перенес пять операций. В одном из писем он пишет: “Частые болезни почти постоянно приковывают меня к постели”. Но несмотря на это, старец каждую минуту своей жизни посвящал служению Богу и ближним. Он не щадил себя. Однажды он сказал духовной дочери: “Будь свечой горящей!” — и потом тихо добавил: “А свеча сгорает до тла”. Нам кажется, что эти слова хоть в малой мере, но отражают подвиг этого великого светильника веры и благочестия.

Вот подтверждение этому. Одному человеку нужно было поговорить с батюшкой. Старец принял его, ответил на все вопросы, потом выяснилось, что во время разговора у него была очень высокая температура, начинался сильный грипп, и он долго потом болел. После этого гриппа отец Иоанн перенес осложнение на сердце. Был очень слаб. Но людям было необходимо видеть его. И он, слабый, бледный, приходил к ним, отвечал на вопросы, за всех молился. Самопожертвование великое было у него. Несмотря на болезни, старцу была присуща необыкновенная бодрость духа, которую он не терял даже в самых тяжелых страданиях. Он учил: “Главное — дух бодрый держать”. Преподобный Амвросий Оптинский в своих письмах объясняет: “Бодрость — от единения с Господом”.

Душа отца Иоанна была преисполнена благодатного мира Христова. Неоценим дар батюшки передавать ближним это духовное сокровище — умиротворять их души.

“Отец Иоанн был благоговейным и истовым совершителем таинств”, — свидетельствует его сокурсник протоиерей отец Владимир Кучерявый. Пастырская душепопечительность отца Иоанна особенно проявлялась во время таинства Исповеди. Те, кто исповедовался у него хотя бы один раз, запоминали это на всю жизнь. (Здесь и далее текст, взятый в кавычки без сносок, означает устное свидетельство или цитату из письма. — Н. В.).

Одна из жительниц Сергиева Посада рассказывала священнослужителю в храме Академии: “Я несколько раз исповедовалась у отца Иоанна, исповедовались и мои знакомые. Идешь к нему на исповедь разбитой духовно, подавленной, а уходишь окрыленной, радостной.

Я заметила, что после исповеди у отца Иоанна люди преображались даже внешне. От него все уходили святыми. Таких духовников, как отец Иоанн, я еще не встречала. К каждому у него был свой подход, каждому он давал свою, именно ему необходимую духовную пищу. Такой старец — это чудо нашего времени”.

В лекциях по Пастырскому богословию отец Иоанн учит: “Во время исповеди пастырю должно иметь большую мудрость и духовный опыт, чтобы врачевать души и налагать наказание не просто по мере согрешений, но исследовав намерение согрешающих. Здесь пастырю необходима духовная жизнь, духовный опыт и собственная духовность, а не душевность в пастырской деятельности”. Старец приводит слова св. Иоанна Златоуста: “Как многие надмеваются и впадают в отчаяние о своем спасении, потому что не могут перенести горьких лекарств, так иные, не получив наказание, равносильное грехам, впадают в беспечность, делаются гораздо худшими и еще более грешат”.

О своей первой исповеди у отца Иоанна в восемнадцатилетнем возрасте подробно рассказывает его духовная дочь: “Батюшка исповедовал в исповедальне на первом этаже Академического корпуса. Кроме него, здесь еще много было священников. Но к ним стояло лишь по несколько человек, а к батюшке — просто толпа людей. Когда подошла моя очередь (ждать пришлось очень долго, так как батюшка долго исповедовал), старец велел мне положить два пальца на Евангелие. Это заставило меня внутренне содрогнуться, почувствовать святость места. Я подумала, что сейчас будет что-то необыкновенное. И, действительно, батюшка начал перечислять все мои греха с детства. При этом спрашивал: “А помнишь?” — и передо мной всплывали, как на экране, картины и образы давно прошедшего и мною забытого, а часто и того, что я не считала грехом. Мне оставалось только со стыдом соглашаться и просить прощения. Исповедь продолжалась 40 минут. И в дальнейшем, в течение многих лет батюшка на исповеди напоминал мне о содеянных мною грехах, и часто, когда трудно было самой сказать вслух о своих делах и мыслях, батюшка сам все называл и только говорил: “Все сознаешь?”. Бывало спросит: “Все рассказала?” или “Что еще на совести?” — тогда я просила: “Батюшка, помолитесь, не помню”, — и через мгновение вспоминала забытое”.

Епископ Полоцкий и Глубокский Феодосий также рассказывал, что на исповеди старец называл те грехи, которые забыл человек. Отец Иоанн говорил: “А это было?” — “Было, батюшка”. — “А что же ты молчишь?”. Протоиерей Николай (Шманов), которого батюшка очень любил, вспоминал, что, когда первый раз исповедовался у старца, тот сразу назвал ему один грех, совершенный в детстве, и сказал: “Начиная с этого греха, кайся далее”.

Но другим, наоборот, отец Иоанн говорил, что человек сам должен называть и исповедовать все свои грехи, хотя они и известны старцу. Многие по его совету записывали грехи, чтобы не забыть. Батюшка учил на исповеди называть грехи своими именами, без самооправдания и без обличения своих ближних.

Духовная дочь старца вспоминает: “Батюшку отца Иоанна (Маслова) я впервые встретила 27 августа 1968 года. В то время в Академии не было своих врачей и монахам, студентам приходилось обращаться за медицинской помощью в городскую больницу, где я тогда работала. К нам привезли и заболевшего батюшку. Эту встречу я никогда не забуду. Пока мы с подругой ждали “скорую”, чтобы отвезти батюшку обратно в Академию, он задал мне несколько вопросов: откуда я приехала? есть ли у меня духовник? Затем сказал: “…Надо искать кормчего…. В бурю на лодке, как бы искусен гребец ни был, с ним можно погибнуть, а с кормчим — никогда. Надо искать кормчего”. От этих слов я очень расстроилась, так как в Лавре в то время исповедовали, в основном, молодые монахи, и мне, молодой девушке, стыдно было раскрывать некоторые грехи. Я тут же сказала об этом батюшке, а он, провидев мою прежнюю жизнь, сказал: “Эти грехи еще не все, у тебя еще и домашних полно нераскаянных”. Батюшка смотрел на меня, и я чувствовала, что он видит меня насквозь, все мои пороки. Мне стало страшно, и я заплакала. Последние слова его перед тем, как сесть в машину, были: “Деточка, покайся! А то погибнешь”.

Целый месяц после этого не находила в душе покоя, пока не попала к батюшке на исповедь. Это был воскресный день. Я подошла к батюшке, но он согласился меня исповедовать только при условии, что я раскрою свою душу с самого раннего детства, сколько я помню.

Большинство грехов он напоминал мне сам — те, о которых я или забыла, или вовсе не считала грехами. Когда я попросилась приходить на исповедь постоянно, батюшка сказал: “Молись Матери Божией, Она тебе укажет духовника”. Потом по жалости ко мне грешной батюшка разрешил приходить к нему. С тех пор началась моя духовная школа под руководством такого опытного духовника. Потом я часто говорила батюшке, что он видит все мои грехи и знает их лучше меня. Но он всегда отвечал, что грехи надо называть и каяться самому человеку, и тогда легче будет с ними бороться”.

По мнению протоиерея Владимира Кучерявого, батюшка в самом начале исповеди доводил до сознания каждого кающегося, что он стоит перед живым и реально присутствующим здесь Богом и Ему кается. Иногда говорил: “Кайся Господу, что согрешил” или: “Что на совести?” После исповеди батюшка накрывал кающегося епитрахилью, его руки крепко сжимали голову исповедующегося, он читал разрешительную молитву, крестообразно ударяя по голове, спине и плечам человека. Очень многие плакали после исповеди у старца или во время ее.

Вот отзывы о состоянии после исповеди у отца Иоанна: “Какое-то громадное облегчение чувствовалось во всем моем существе”. “Невозможно выразить словами то, что чувствуешь после исповеди у батюшки. Это и тихая, какая-то неземная радость от ощущения мира духовного, и благоговейный трепет перед праведником, ведь он постепенно, шаг за шагом просмотрел всю мою жизнь, проникая и открывая своей властью все тайники моего сердца... И на следующий день после исповеди благоговейная радость и благодарность наполняют душу”.

Но тогда было время атеистической власти, и, видя, как много людей тянется к старцу, ему запретили исповедовать в исповедальне, где к нему могли подойти любые богомольцы. Батюшка стал исповедовать возле ризницы, но вскоре и здесь запретили, и он тайно исповедовал в ризнице. Впоследствии в подобных случаях старец говорил, что когда есть необходимость, “то Господь покрывает”.

Протоиерей Владимир Симаков вспоминает, что в трудные времена гонений на Церковь даже студентам Семинарии и Академии трудно было получить наставление, попасть на исповедь к отцу Иоанну, которого преследовали за твердость убеждений, борьбу за чистоту православной веры. Но он, несмотря ни на какие ограничения и запреты, всегда до последних дней своей жизни находил возможность помочь тем, кто искренне искал через него спасения. Так батюшка в своей пастырской деятельности непрерывно воскрешал омертвелый дух своих ближних и, по образному выражению профессора Московской Духовной Академии К. Е. Скурата, “рождал их рождением духовным”.

Особое воздействие оказывали на людей совершаемые отцом Иоанном богослужения. В своих лекциях по Пастырскому богословию он учил: “Иисус Христос установил в Церкви пастырство для того, чтобы пастыри были провозвестниками и исполнителями Его Божественной воли. Воля же Божия состоит в том, чтобы Его учение — Евангелие было проповедано всей твари, чтобы плоды Его Голгофской жертвы были усвоены всеми людьми и чтобы во всем мире все верующие в Него постепенно достигали совершенства (Ин. 17, 20—21). Из этого вытекают три основные обязанности пастыря: 1) учительство — распространение евангельского учения (проповедь Слова Божия), 2) священнослужение — усвоение верующими заслуг Искупителя, 3) духовное руководство — нравственное усовершенствование христиан...”. По мысли отца Иоанна, деятельность пастыря в качестве совершителя богослужения является наиболее специальной, таинственной и ответственной частью его служения. “Поучать и руководить другими может и мирянин, но священнодействовать может только пастырь, который получает для этого благодать при хиротонии”.

Богослужения, совершаемые отцом Иоанном, своей благоговейностью, красотой, духовностью и величием потрясали человеческую душу, влекли ее к Небу. Отношение к священнодействию было у него духовное, благоговейное, святое. Он учил, что “душевность и духовность пастыря паства узнает по дару молитвенности. Когда говорят о священнике, то первый отзыв о нем касается того, хорошо или плохо он служит. Под хорошим служением разумеется не музыкальность голоса или его громкость, а то, что в нем слышится дух искренней молитвы”. Те, кто сослужил старцу, всегда бывали потрясены его служением.

Протоиерей Владимир Кучерявый вспоминает: “Во время совершения Святой Евхаристии своей молитвенностью, истовостью, выразительностью произносимых возгласов отец Иоанн вводил нас, молодых священников, сослуживших ему, в неизреченный мир непостижимой Тайны — принесения в жертву Агнца Божия, в Тайну преложения хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. “Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час Апостолом Твоим низпославый. Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящих Ти ся”, — звучало в его устах с такой внутренней силой, что всем, кто слышал эти слова, нельзя было оставаться равнодушными”. По отзывам сослуживших старцу, в священнодействии он являлся в ореоле всеобщего ходатая и предстоятеля пред Богом. Сам отец Иоанн, ссылаясь на святого Симеона Нового Богослова, писал, что истинный пастырь во время богослужения “умом созерцает Бога, сорастворяется в сердце своем со Христом”. По молитвам отца Иоанна сослужившим ему также передавалось благоговейное отношение к священнодействиям. Когда они сослужили отцу Иоанну, то опытно познавали, что всякое священнодействие есть великая духовная реальность, воплощение Духа Истины. Открывалось это и молящимся в храме.

Живой пример молитвенного церковного духа отца Иоанна заставлял паству ценить богослужение, прививал усердие к посещению его, внушительнее слов увлекал пасомых на добрый спасительный путь. Дней, когда служил отец Иоанн, всегда особенно ждали.

Нельзя было без чувства глубокого умиления присутствовать при совершаемых им богослужениях. Дух молитвы, почивавший на нем, переливался, казалось, в сердца предстоящих, и все находили особое утешение в том, чтобы молиться вместе с ним. Монахиня Серафима (Русанова; +1986) говорила: “Когда батюшка читает Евангелие, сердце возгорается”. Все, знавшие отца Иоанна, отмечают, что он был строгим и ревностным исполнителем Устава и всех призывал к этому. Он учил:

“Благоговейное, истовое и возможно полное исполнение Церковного Устава имеет громадное религиозно-воспитательное значение для паствы и для пастыря. Оно объединяет их всех, показывает всю высоту и истинность Православия и его богослужения... Когда богослужение совершается истово и по Уставу, то все верующие выходят из храма молитвенно одухотворенными и исполненными глубокого назидания”.

Отец Иоанн учил, что “первая обязанность пастыря — наставлять пасомых в вере так важна, что оставляющий ее без исполнения недостоин своего звания”.

Батюшка часто проповедовал в Академическом храме, и как проповедовал! В красноречивых и доступных проповедях отец Иоанн поучал народ примерами жизни, страданий и смерти Господа Иисуса Христа, разъяснял заповеди и обличал пороки. Некоторые свои проповеди он записывал, и они сохранились. Некоторые проповеди записывали люди, стоящие в храме, настолько ярко и убедительно он говорил.

В своих проповедях отец Иоанн раскрывал болезни души человека, болезни совести и в то же время указывал на лекарства от этих болезней. Он выступал как великий носитель христианского идеала, осуществляемого прежде всего любовью и милосердием к ближним. Отец Иоанн учил, что причины недугов каждого человека в отдельности и общества в целом — в падшей природе человека, обновить и исправить которую может только сила евангельских заповедей. Он выступал с проповедью не только как учитель христианских нравов, но и как опытный воспитатель и мудрый руководитель, требующий от своих пасомых сознательного отчета в усвоении данного наставления. Благодатное пастырское слово отца Иоанна, внушительное и назидательное, всегда было плодоносно.

В чем же заключалась причина такого успеха его проповедей? Вот как сам отец Иоанн учил о действенности проповеди: “Истинный пастырь более всего заботится о том, чтобы заложить в глубине сердца слушателей сознание неотразимой правды и абсолютной чистоты проповедуемого учения. Для этого ему необходимы не только большие теоретические знания, но и собственная жизнь. Хотя пастырь говорит красноречиво, но если предписываемые им правила жизни не оправдываются его собственной жизнью, то слушатели не могут понимать проповедуемого в строгом смысле и применить к себе. Св. Иоанн Дамаскин говорит: “Или не учи, или нравами учи, иначе — словами будешь призывать, а делами отгонять”. Истинный пастырь преподаваемое высокое учение сам усваивает органически, оно ... становится его собственным цельным и ясным мировоззрением. Отсюда его проповедь оказывает неотразимое влияние на слушателей. Слушатель чувствует, как самый дух проповедника входит в его душу. Душевный же пастырь руководствуется горделивой мыслью о своем образовании и стремится отвлеченными богословскими поучениями привести людей к Богу, вместо того, чтобы изменять человеческие сердца Божественной благодатью...

Если пастырь связан страстями и пороками, то и сам язык его будет связан. Его слова будут пустым звуком... Сама порочная жизнь истощит его духовные силы и отнимет у него способность учить паству... Пастырь же должен учить людей словами, делами и даже своим молчанием”.

Схиархимандрит Иоанн проповедовал Христово учение самой своей жизнью. Это знают все, кто общался с ним. Многие говорят так: “В разных жизненных ситуациях я вспоминаю батюшку, как он поступал, что говорил, и стараюсь принять решение исходя из яркого примера его жизни”.

По воспоминаниям епископа Феодосия, когда отцу Иоанну приходилось общаться с людьми мирскими, например, во время поездки в поезде, он и здесь самим поведением своим проповедовал, но эта проповедь была особой. Прежде всего, батюшка проявлял глубокий такт, величайшую доброту и внимательность к тем, кто его окружал. Вот, например, отец Иоанн входит в купе вагона. Через некоторое время входят люди, которые также поедут в этом купе. Батюшка сразу же приподнимается: “Пожалуйста, сумочку, пожалуйста, сюда”. Поможет поднять полку, поставить чемодан. Уступит место. Это сразу располагало сердца людей. И люди сразу начинали смотреть на него с уважением. Думали: “Красивый, бородатый, наверное, священник”. А сколько вежливости, внимания, любви к чужому человеку. Для человека светского в то время это было каким-то откровением. Поезд трогался, несли чай. Старец крестился, благословлял чай, пил. А ведь в то время перекреститься в обществе означало навлечь на себя презрение, непонимание. И сразу следовали вопросы:

— А Вы что, верующий?

— Да, я верующий.

— А Вы священник?

— Да, священник.

— Откуда Вы?

Завязывался разговор. Батюшка показывал удостоверение преподавателя, доцента МДА, и начиналась блестящая миссионерская проповедь. Начиналась она с чаепития, а заканчивалась вопросами попутчиков: “А Вы не знаете, где мне креститься можно? Вы мне не подскажете? А можно мы к Вам приедем?” — и т.д. Так батюшка подавал пример общения с людьми неверующими.

Однажды ему должны были делать операцию, и он лежал на каталке в предоперационной. И в таком его положении люди, возможно сами того не сознавая, тянулись к старцу. К нему подходили врачи, медсестры, санитары. Кто-то задавал вопрос, кто-то рассказывал о своей жизни, кто-то просто стоял рядом. Батюшка потом сказал, что всем поговорить хочется, то есть все нуждаются в духовной помощи. Даже в такие минуты старец жил для людей и не переставал проповедовать.

Когда батюшка был в больнице после операции, то в палате к нему очень тянулись все больные, всем рядом с ним становилось хорошо, всем он приносил облегчение. Видел каждую душу. Если человек не мог чего-то принять, то батюшка на него “не давил”, а потихоньку располагал, подводил к принятию того, что человеку сначала казалось слишком строгим, возвышенным.

Особенно привязались к старцу один мальчик и его отец. Их охватывало отчаяние из-за болезни мальчика и тяжелых семейных обстоятельств. Старец возродил их к жизни. Когда он уехал, то они часто ему писали, а батюшка им отвечал. Так завязалась многолетняя переписка. В палате с батюшкой лежали еще несколько подростков, больных гемофилией. От ушибов у них очень распухали и болели суставы. Для облегчения боли им назначали наркотики. Но многие симулировали, преувеличивали боль, чтобы побольше получить наркотических средств. Врачи этого не понимали, а старец сразу увидел и очень серьезно поговорил с врачом о том, что нужно осторожно назначать наркотики, давать их меньше, чтобы люди к ним не пристрастились. Объяснял, как это вредно и опасно. Весь медицинский персонал относился к отцу Иоанну с большим уважением. Многим он потом прислал крестики.

Люди самого разного уровня образования и воспитания тянулись к нему. Со всеми он не только находил общий язык, но и давал верное духовное направление, снимал тяжесть с каждой души. Люди верующие говорили о нем: “Какой благодатный!”, а неверующие: “Какой необыкновенный человек!”. Особенно потянулся к батюшке врач А. Он вместе с женой даже поехал потом к старцу в Московскую Духовную Академию. Рассказывал, что батюшка необыкновенно тепло их принял, накормил обедом, провел с экскурсией по Церковно-археологическому кабинету. Но, главное, как бы незаметно обращал их внимание на духовное. Жена А. была атеистка и сказала: “Отец Иоанн, все это хорошо, но я Бога не видела и поэтому верить не могу”. Старец вдруг спросил: “А что это за шум?” Она ответила: “Это самолет летит”. — “А как Вы думаете, какой?” — “Да, наверное, Ту-154”. — “Почему его так называют?” — “Его создатель — конструктор Туполев”. Батюшка убедительно и красноречиво подвел собеседницу к той мысли, что хотя она никогда Туполева не видела, но не сомневается в том, что самолет не сам по себе из ничего возник, а у него есть создатель, тем более и у всего на свете есть Создатель и Творец. Она потом все удивлялась, как за несколько минут отец Иоанн все в ее душе перевернул, причем такими простыми словами и доводами.

Святитель Игнатий (Брянчанинов) писал, что духовные люди “по действию в них Божественной благодати получают такие свойства и способности, которых чужд человек в своем естественном состоянии”. Так и отец Иоанн имел дары Святого Духа, среди которых были непрестанная молитва Иисусова, духовное рассуждение, прозорливость, проникновение в тайники человеческих душ, исцеление болезней душевных и телесных. Но, главное, старец стяжал величайший дар благодати Божией — беспредельную, деятельную, спасающую христианскую любовь.

Эта любовь в старце достигла высоты евангельского совершенства. Всего себя, все свои силы, разум, сердце и волю принес отец Иоанн Богу и людям. И как часто он освобождал других от болезней, скорбей, душевных печалей, принимая их на себя! Так он душу свою полагал за ближних. Самоотверженная любовь, горевшая желанием всем помочь, всех утешить, всем спастись — характерная черта отца Иоанна. Подвиг его любви к ближнему изумляет знавших старца и волнующе захватывает души людей, узнавших о нем уже после его преставления.

Он имел доступ к сердцу каждого и говорил: “Только любовью можно постигнуть внутреннюю жизнь других людей и войти с ними в тесное духовное общение”. — “Реальная любовь — носить немощи друг друга”. — “Любовь сильнее смерти”. — “В любви сокрыт ключ и истинного боговедения, и истинной христианской жизни”. Он возвращал падшим людям образ Божий, умел заставлять их плакать слезами покаяния, слезами возрождения к новой духовной жизни.

Отец Иоанн был настоящим отцом для всех обращавшихся к нему с верой. Старец “брал на себя” всего человека со всеми его немощами и скорбями. Для него не было мелочей, он все принимал близко к своему любвеобильному сердцу. Иногда люди только по прошествии нескольких лет, когда жизнь их по молитвам батюшки устраивалась, осознавали, какой великий дар и какую великую помощь они получали.

Епископ Полоцкий и Глубокский Феодосий рассказывал: “Когда батюшка отошел из земного мира, одна женщина, мать троих детей, сказала: “Он любил моих детей больше, чем люблю их я!” И хотя внешние проявления любви редко видели у старца: он всегда был собран, часто строг, но материнское сердце распознало любовь истинную, внутреннюю, духовную. Таких детей у батюшки было много — сотни и тысячи. И каждое свое чадо он любил любовью, которая была сильнее материнской”.

По отзывам знавших старца, он не только мужественно нес свой крест, но и имел огромную нравственную силу поддерживать тысячи других людей и помогать им нести жизненные кресты. Умел утирать любые слезы, утешать во всяких невзгодах: от него передавалась благодать мира и глубокого успокоения. Он обладал редким даром духовно воскрешать людей после нравственного омерщвления. Сам вид, одно только присутствие этого духовно великого человека спасительно действовали на других, врачуя страсти и болезни, побуждая к добру, вызывая молитвенное состояние и слезы. Старец был настолько красив, что при нем даже вслух говорили с благоговением: “Какой красивый!” Высокий, статный, широкоплечий, с правильными, мужественными одухотворенными чертами лица, с длинными густыми волосами и бородой. Величественность удивительно сочеталась в нем с быстротой действий и внутренней энергией. В замечательных глазах старца отражалось сияние неба, которое проникало в самую глубь души собеседника и озаряло беспросветный мрак многих и многих жизней. Недаром говорили, что у старца глаза как у ангела. О силе воздействия на людей его духовно-нравственного облика ярко свидетельствует рассказ матери митрополита Минского Филарета (Вахромеева). Однажды она сидела в приемной Владыки, когда тот еще был ректором Московской Духовной Академии. Вдруг дверь открылась и в приемную вошел отец Иоанн. Его благодатный облик так поразил ее, что, не отдавая себе отчета, мать Владыки упала ему в ноги со словами: “Будьте моим духовным отцом”. С той минуты и до конца своих дней она всецело вверила себя духовному руководству отца Иоанна, к которому всегда относилась с большим благоговением и называла “святым старцем”.

Разносторонность и богатство духа отца Иоанна были необычайны. Он совмещал в себе непрестанную молитвенную углубленность и деятельную жизнь, строгость и мягкость, серьезность и шутливость, собранность духа и общительность, теоретические познания и житейскую опытность, всецелую жизнь в Боге и хозяйственную практичность, величие духа и простоту.

Прост он был во всем. Однажды в алтаре к нему подошел приезжий монах и спросил: “Где мне найти старца Иоанна (Маслова)?” — Батюшка ответил: “Это я”. — Монах говорит: “Да нет, мне старец нужен” (батюшка выглядел молодо и отличался строгой благородной внешностью). Батюшка повторил, что это он и есть, но тот не поверил, так как ему рассказывали о маститом, духовно опытном старце, и он ожидал увидеть убеленного сединами монаха. Батюшка пошел в ризницу. А этот монах попросил студентов отвести его к старцу Иоанну, и те привели его в ризницу к батюшке. Старец с улыбкой сказал: “Ну я же тебе говорил, что я”. Монах поклонился ему в ноги.

Батюшка и чад своих учил простоте: “Будешь жить просто — будет ангелов со сто”. “Будь простым, а это значит постоянно думать: “Я хуже всех, всем должен добро делать”. “Всегда помни: “Я хуже всех”, — и простота придет. Нужно быть простым, быть как дитя”.

Отец Иоанн обладал исключительной памятью. А когда духовные дети жаловались ему на забывчивость, он говорил: “Память засоряется от грехов”.

Множество людей тянулось к отцу Иоанну благодаря особому дару Святого Духа, который он имел, — старчеству. “Старца, — писал протоиерей Сергий (Четвериков), — выдвигает действующая в нем сила благодати Божией. Эта сила благодати чувствуется верующими. Каждое слово старца, совет, наставление сопровождается очевидными добрыми результатами; в их словах обнаруживается явная прозорливость, они обладают даром чудотворений — все это привлекает к ним людей. И никакие препятствия, никакие запрещения и угрозы не могут остановить это движение людей к тому, от кого они получают очевидную для себя духовную пользу, кто заставляет их души переживать новые, неведомые дотоле чувства нравственного обновления и живой веры в Бога, реальности вечной жизни”.

Таким-то именно старцем и был схиархимандрит Иоанн.

Старчество — это высшая мера духовного руководства, и кто, кроме самих старцев, может дать определение, раскрыть суть этого высокого духовного понятия? Поэтому обратимся к словам самого отца Иоанна. Он называет старчество особым даром Святого Духа, особым талантом. И разъясняет, что апостол Павел именно старчество называет “даром рассуждения” (1 Кор. 12, 10).

В чем заключается рассуждение? По учению святых отцов, “рассуждение есть величайший дар божественной благодати и состоит оно в том, чтобы точно и верно постигать Божественную волю во всякое время, во всяком месте и во всякой вещи”. То есть истинный старец — это, прежде всего, изъявитель воли Божией. По словам отца Иоанна, “старчество выражается в особом водительстве пасомых по пути спасения и требует от носителя этого дара мудрого и любвеобильного попечения о вверившихся ему душах... Во всякое время к нему [старцу] добровольно идут ученики, раскрывают перед ним свою душу, помыслы, желания и поступки и спрашивают его советов и благословения. Они полностью отказываются от своей воли ради исполнения всеблагой воли Божией и беспрекословно, без размышлений повинуются старцу и выполняют все его указания как откровение этой воли. Это старческое окормление помогает в борьбе со страстями, подкрепляет в минуты уныния, малодушия, сомнения, служит верным покровом от вражеских бурь всем, кто прибегает к его мощному содействию”.

По учению святых отцов, дар рассуждения дается тем, “кто чист сердцем, телом и устами”, и этот дар во всей полноте был дарован схиархимандриту Иоанну. Ни одного своего решения старец не принимал без ясного указания Божия. Прежде чем дать ответ на тот или иной вопрос, о. Иоанн молился, углублялся в себя (часто он поднимал при этом глаза и смотрел ввысь) и только потом отвечал (иногда ответ давался сразу). Батюшка говорил своему духовному сыну: “Прежде чем ответить, обращаешься к Богу, как же надо поступить”. Господь открывал старцу Свою волю, и вопрошавшие батюшку могли узнать эту Божественную волю из его ответов.

Старец говорил, что всегда надо думать: “Как батюшка скажет, так и сделаю”, а не жить по своей воле, по своим мыслям. Он рассказывал: “Вот, бывает, приходит человек, просит благословение на что-либо. Начинаешь о нем молиться. Молишься-молишься, а Небо молчит. Уже просто не знаешь, в чем дело. А потом недели через две видишь, что человек-то этот был как в железе: уже принял решение в сердце, а благословение так, для прикрытия пришел просить. Поэтому Небо и молчит. Так волю Божию не узнаешь”.

Старец напоминал: “Господь Бог наш видит все. Главное, по воле Его жить”. Еще батюшка объяснял, что мы слабы, сам человек никогда не может знать волю Божию (враг может его в сторону увести), а только духовник (батюшка добавлял: “Тот, кто несет подвиг”) откроет.

При общении со старцем люди чувствовали большую внутреннюю силу его слов и что при ответах на их вопросы он говорил не от себя. (Преподобный Варсонофий Великий учит: “Отцы говорят не сами от себя, но Бог подает им, что сказать для пользы каждого”). В одном из писем своим духовным чадам отец Иоанн писал: “Дело еще осложняется тем, что не все прислушиваются к голосу и благословению нашему, а значит, и голосу Божию”.

Духовная дочь старца, профессор Е. Р. вспоминает: “Это было более четверти века тому назад. Один человек, знавший мою благочестивую семью и мою ревность к вере православной, как-то заметил: “Тебе бы надо к отцу Иоанну (Маслову). Он духовник Московских Духовных школ”. С тех пор я неотступно напоминала, когда же он познакомит меня с отцом Иоанном. Наконец, настал этот долгожданный день и час. Я в ризнице Московской Духовной Академии. Открывается дверь, и энергично с молитвой на устах входит высокий стройный батюшка в подряснике. Весь внешний вид и его внутренняя молитвенная настроенность говорят о его высокой духовной, подвижнической жизни. Именно таким я и представляла себе раньше духовного отца... Стремительно подхожу к нему за благословением и, не зная, как сказать о своей просьбе, говорю первые пришедшие в голову слова: “Батюшка! Возьмите меня в свои духовные дочери!”. Ожидала, что он ответит “да” или “нет”. А батюшка многозначительно, спокойно, не спеша ответил: “Надо молиться, чтобы открылось”. Эти слова на всю жизнь запомнила я из первой беседы с батюшкой. Такая короткая, но емкая фраза: “Надо молиться, чтобы открылось” — поведала мне о многом. О том, что передо мной батюшка-молитвенник, что он ничего не решает без молитвы и благословения Божьего и, наконец, о том, что этому батюшке-подвижнику Господь открывает Свою волю...”

Многие шли к батюшке именно для того, чтобы узнать волю Божию.

Вот один из случаев, рассказанный его духовной дочерью. “Однажды ко мне пришел знакомый С. Он сказал, что В. просит меня выйти за него замуж. Я никогда не видела В., но знала, что у него духовник в Лавре и он давно хочет стать священником. Моим знакомым он очень нравился, они ему обо мне рассказывали. Тогда ему уже определили приход, и вскоре должны были рукополагать. И он через С. просил моей руки. Я тут же поехала к батюшке. Долго ждала, боялась, что не попаду, а когда вошла в ризницу, батюшка внимательно и заботливо посмотрел на меня и спросил: “Ну, что у тебя случилось?” Я сбивчиво рассказала. Батюшка спросил: “Не женат ли?” — “Говорят, нет”. Потом еще спросил: “Сколько ему лет? Ты замуж что ли хочешь?” — “Нет, но я себе верить не могу, меня то в одну, то в другую сторону тянет”. Батюшка замолчал, перебирал четки — молился. Я замерла. Такой был трепет, будто батюшка там, “наверху” узнает и решает мою участь. Батюшка молился, как мне показалось, довольно долго (несколько минут), потом тихо, но уверенно сказал: “Ну, пока не надо”. Мне стало ясно, что ему это было открыто. Вскоре выяснилось, что этот В. был уже женат и у него два сына. После этого случая мои знакомые (они не знали о батюшке, мы тогда все скрывали) очень были озабочены судьбой дочери: выдавать ли ее замуж? У них был священник, к которому они постоянно ходили на исповедь. И я помню, что совершенно не понимала их переживаний и говорила: “Да Вы спросите у своего духовника, он Вам скажет и если нужно, то укажет, за кого выдать, а если нет, так у Вас легко будет на сердце”. Я от юности ходила только к отцу Иоанну и не понимала, что другой священник может и не браться за решение столь ответственного жизненного вопроса”.

Дар рассуждения отца Иоанна проявлялся и в том, что он умел сразу определить духовное состояние человека и дать ему самый правильный и полезный совет.

Батюшка отвечал на тысячи всевозможных вопросов: “Куда мне благословите: замуж или в монастырь?”, “Как мне жить, муж меня оставил?”, “Что делать с работой: очень маленькая зарплата, не могу прокормить семью?”, “Мне негде жить, как быть с жильем?”, “Я потеряла все, что мне было дорого в жизни. Мне незачем жить”, “Неизлечимая болезнь меня терзает. Я не могу не роптать”, “Мои дети, в которых я вложил жизнь и душу, стали мне врагами”, “Я потерял веру”… и т.п. Все эти и подобные вопросы обрушивались на старца ежедневно. И он имел великую силу, духовную мощь не только все внимательно выслушать, но делом и советом реально помочь людям. Сколько раз самые сложные, отчаянные и запутанные житейские вопросы он решал двумя-тремя полными сердечного участия словами. И всегда по благословению благодатного старца выходило хорошо, и решение оказывалось мудрым и правильным.

У тех, кто слушался батюшку, вся жизнь вскоре выравнивалась и устраивалась. Монахиня Серафима (Русанова) говорила: “От батюшки никто не уходит тощим”. Все получали помощь. Но каких сил, какого труда все это требовало от самого старца! Он выдерживал столь тяжелые нравственные труды, что, казалось, и одна десятая их часть была бы невыносима для обыкновенного человека.

Однажды батюшка сказал одной монахине, которой по его молитвам удалось из архиерейского дома, где она проходила послушание, вернуться в монастырь, и вся жизнь ее устроилась: “Это многого стоило”.

Другая духовная дочь по его благословению поступила в очную аспирантуру, а потом ей предложили высокооплачиваемую и интересную работу. Когда она спросила батюшку, стоит ли переходить на работу, он ответил, что жалко оставлять аспирантуру, ведь с таким большим трудом она туда поступила. Девушка очень удивилась, она с такой легкостью отлично сдала экзамены (все экзамены кандидатского минимума сдала за один год, тогда как другие сдавали за несколько лет), без трудностей подготовила все необходимые документы и только после батюшкиных слов вполне осознала, сколько молитвенного труда принял на себя за нее старец. Еще одной духовной дочери батюшка говорил: “Если бы ты знала, сколько в тебя вложено”.

Батюшка обладал необыкновенным чувством сопереживания: он чувствовал чужую боль и переживал скорбь другого более остро, чем сам человек. Даже заболевал, переживая за своих чад.

В лекциях по Пастырскому богословию отец Иоанн писал: “Пастырю дается благодатная сострадательная любовь к пасомым... способность чревоболеть о них. Такое свойство пастырского духа и выражает сущность пастырства”.

Однажды одна девушка познакомилась с верующими молодыми людьми. Ей понравилась их общительность, начитанность, то, как они все вместе собираются, читают и обсуждают Евангелие. Она поехала к батюшке и подробно все рассказала. Батюшка отнесся к этому очень серьезно и отрицательно. Сказал, что все это у них от баптизма, что “спасение их призрачно” и строго-настрого запретил видеться с ними. Ей же было интересно с этими людьми (враг затягивал), она написала батюшке письмо, а потом и сама еще раз поехала сказать, что колеблется. Батюшка принял ее и с грустью сказал, что так переживал из-за того, что она не отошла от тех людей, что даже заболел. Девушку это потрясло, она заплакала. Никогда больше к этим людям не подходила. Они впоследствии стали сектантами, и эта девушка со слезами благодарила батюшку: “Если бы не Вы, где бы я была! Я бы погибла”.

Батюшка давал советы по любому вопросу не только в области духовной, но и житейской: как построить дом, сложить печь, вести хозяйство, осушить болотистый земельный участок, какие овощи и в какое время сажать на огороде, как и какую готовить пищу, отвечал на сложные запутанные юридические вопросы и многие другие, то есть охватывал все стороны жизни пасомых.

Многие родители спрашивали отца Иоанна, куда отдать детей учиться после окончания школы. У тех, кто слушался батюшку, всегда все хорошо складывалось и с учебой, и с работой. Главное же, человек оказывался на своем месте. Батюшка всегда точно видел, в чем призвание человека, к чему он больше способен, что ему полезно, — туда и направлял его.

Одна девушка не послушалась батюшку и поступила не в тот институт, в который он благословил. Через 8 лет она стала работать именно по той специальности, которую ей предлагал батюшка, но у нее не было высшего образования по этой специальности, и поэтому возникали трудности.

Очень многие люди бесконечно благодарны батюшке за решение такой жизненно важной проблемы, как вопрос дома, жилья. Если человек становился батюшкиным духовным чадом, то этот вопрос со временем всегда решался положительно. Батюшка одному советовал, к кому на работе обратиться с тем, чтобы поставили на очередь, другому подсказывал, как сделать родственный обмен, а третий по молитвам старца неожиданно получал квартиру. И по молитвам батюшки все имели свое жилье, хотя некоторые получали его с трудом, после долгого ожидания.

Среди многочисленных духовных чад о. Иоанна были люди самых разных профессий. Поразительно при этом было искусство батюшки давать исчерпывающие квалифицированные ответы во всех областях человеческой деятельности, будь то медицина, экономика, живопись, математика, строительство, искусствоведение или просто домашнее хозяйство. Под руководством батюшки многие защищали кандидатские и докторские диссертации, причем старец часто сам выбирал им тему, писал план, объяснял, как провести исследование, а главное, определял основное направление работы и то, зачем она нужна людям. В миру этот дар старца назвали бы исключительной эрудицией. Это был благодатный, обильный Божий дар рассуждения.

Старец учил: “Таланты наши надо направлять в веру, добродетели, чтобы и в светском обществе быть солью земли”. Тем, кто занимал высокие должности и посты, батюшка говорил: “Нужно думать о народе, чтобы люди не пострадали, а не бояться за свои портфели”.

Воплощая в своей жизни святое старческое слово, духовные дети отца Иоанна несли в мирскую жизнь то истинное духовное начало, которое преображает мир. Батюшка сам каждым своим поступком нес добро и мир и учил этому духовных детей. Он говорил: “Людям надо помогать, очень они сейчас нуждаются в теплоте, в помощи. Быть свечой горящей, чтобы хоть кто-нибудь мог погреться у нее...”

По учению святых отцов, в основании дара рассуждения лежит созидаемое Святым Духом смирение. Преподобный Иоанн Кассиан пишет: “Истинная рассудительность приобретается только истинным смирением”. Батюшка всю свою жизнь — и в Глинской пустыни, и в МДА, и в Жировицах, где он служил впоследствии, — обладал исключительным смирением. Очень трудно передать словами этот батюшкин талант. Одним из проявлений его было то, как он стремился скрывать от других высоту своей духовной жизни, редкие духовные дары чудотворения.

Вот несколько примеров. Часто, когда батюшка укорял человека, то и себя укорял вместе с ним. Один человек жаловался: “Батюшка, совсем покаяния нет”. — “Да откуда же у тебя покаяние. Покаяние от святой жизни, от добрых дел, а у нас с тобой что? — одни грехи”. Или: “Люди вон какой подвиг несли, а тебе все: “вынь да дай”. Какой у нас тобой подвиг? — Никакого”. “Батюшка, можно съездить — мощам святителя Тихона Задонского поклониться?”. — “Нам с тобой и мощи не помогут. Жить надо по-человечески”.

Своего духовного сына учил: “Ломай себя. Ломать себя надо. Надо уметь терпеть оскорбления от низших, вот что ценно. На меня, бывает, пономарь кричит, а я смиряюсь. И начальство: сегодня хорошо, а завтра так выговорит, да при всех. Я только голову склоняю... Надо жить: “Всем мое почтение”.

Духовная дочь старца, работавшая в ризнице, рассказывает: “Батюшка учил смирению на собственном примере. Один раз я поссорилась с пономарем: не стала давать ему чистый стихарь, потому что пономарь был очень неаккуратен. Батюшка узнал об этом, заставил меня принести стихарь, позвал пономаря, сам ласково с любовью облачил его и попросил быть поаккуратней. А когда тот ушел, сказал: “Я архимандрит и смиряюсь перед пономарями и иподиаконами, а ты кто такая, что командуешь?”... Если батюшка узнавал, что кто-то обижен на него, то сразу старался помириться с этим человеком; шел к нему первым и всегда с подарком или с гостинцем и не уходил от человека, пока душа того не умиротворится”.

Духовного сына — священника батюшка учил: “Вот я, архимандрит и магистр богословия, доцент, а каждому низко кланяюсь (сделал низкий поясной поклон), и ты так должен”.

Вот простой, но яркий пример из жизни батюшки в Жировицком монастыре. Проходя мимо батюшки, молодой монах, не останавливаясь, сказал: “Благословите”. И маститый архимандрит, магистр богословия, имеющий патриаршие награды, поклонившись в ответ, ласково и смиренно попросил: “Меня, отец, благослови”.

Продолжение...