На главную страницу
         
 
«Глинские чтения» 2006 г. № 2


«НЕ ДАВАТЬ ДЕТЯМ НИЧЕГО, КРОМЕ ИСТИНЫ»

Возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве... Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их (Ин. 4, 35, 38).

Эти слова Господа нашего Иисуса Христа обращены к Его ученикам, но их можно было бы отнести и к нам. Мы входим, или, точнее, лишь начинаем входить в труд наших предшественников, подвизавшихся на ниве русской православной педагогики, среди которых одно из первых мест занимает Константин Дмитриевич Ушинский.

Долгое время у нас считалось, что христианское миросозерцание К.Д. Ушинского мешало его педагогической деятельности, успех которой, как это подчеркивалось советскими исследователями его творчества, достигался «несмотря на» и «вопреки» его религиозным верованиям. В данном случае мы имеем классический пример «точности наоборот». На самом деле необыкновенный эффект дидактики великого педагога был достигнут не вопреки, но именно благодаря православным убеждениям К.Д. Ушинского.

Приведем характерное высказывание Константина Дмитриевича:

«Та вера хороша, которая удовлетворяет человеческой натуре, открывая ей бесконечную и не эгоистическую деятельность; дает терпимость; дает место науке, свободе мысли; не признает ничьей власти над моей совестью, стоит за свое. Но не навязывает; не допускает произвола; хранит исторические предания; признает свободу воли, а не фатализм, как турки и протестанты, словом, наша святая вера».

Подобных суждений о религии, Церкви, христианской вере в трудах Ушинского мы находим множество. Из них можно составить целый сборник. Вместе с тем, при всей важности этих отдельных высказываний, они должны рассматриваться в контексте целого - православной педагогической антропологии К.Д. Ушинского, которая является ключом к пониманию его дидактической системы.

Согласно К.Д. Ушинскому, целью, идеалом педагогики является «совершенный человек». В первом томе «Педагогической антропологии» он сначала отмечает, что «вечно предшествующий идеал педагогического искусства есть совершенный человек», а затем пишет о том, что педагогика стремится к идеалу, вечно достигаемому и никогда вполне недостижимому, к идеалу совершенного человека.

Ушинский говорит о «совершенном человеке» не просто как об умозрительной совокупности социально значимых качеств, вырабатываемых у детей с помощью усилий педагогов, но как о вечно-предшествующем и вечно-достигаемом идеале, и это вызывает у нас представление о вечной Реальности. О какой Реальности? В материалах к третьему тому «Педагогической антропологии» мы находим прямой ответ:

«Этот идеал надобно внедрять детям с детства, этот идеал - Христос. Каждый христианин рожден для высшего совершенства!»

Сама структура «Педагогической антропологии» К.Д. Ушинского соответствует святоотеческим представлениям о трехчастности строения человека: тело, душа, дух. Первые два тома посвящены телу и душе. В последнем томе рассматриваются вопросы, связанные с духовной природой человека. Соответствует и святоотеческой традиции и применяемый в «Педагогической антропологии» метод непосредственного наблюдения над собственной душой:

«На основании этих-то воспоминаний душой своей истории человек полагает возможным действовать на душу другого человека и избирает для этого именно те средства, действительность которых испробовал на самом себе».

Подобный подход в принципе отличается от той абстрактной психологии, которая изучается в наших университетах, которая равняется на естествознание, видя в нем образец научности, и тем самым превращает человека в механическую систему.

Святые отцы путем самопознания, путем истинных первопроходцев изведали все пустыни и бездны падшей души человека, ни один их совет не носит отвлеченного характера, все они проистекают из их собственного опыта. Не мыслит иного пути для педагога и К.Д. Ушинский, требуя от воспитателя истинного христианского смирения, при котором «человек с глубокой болью в сердце осознает свою испорченность и все свои скрытые пороки и преступления своей жизни, сознает даже и тогда, когда толпа, видящая только внешнее, а не внутреннее, называет эти преступления безразличными поступками, а иногда и подвигами». В этих словах раскрывается подлинный масштаб личности К.Д. Ушинского, вся глубина его самосознания и смирения, в котором великий русский педагог справедливо усматривает главный источник творчества.

Наибольшей новизной, гениальностью прозрений отличаются материалы к третьему тому «Педагогической антропологии», который посвящен духовной стороне человека и остался недописанным. Однако и в других двух томах, где с педагогической точки зрения рассматриваются физиология и психология человека (его тело и душа), ни на одно мгновение не упускается из виду духовная цель воспитания.

Весьма показательно следующее замечание Ушинского, сделанное в небольшом предисловии к первой серии его статей в «Педагогическом сборнике», которые в дальнейшем и легли в основу «Педагогической антропологии»:

«Принужденный самим свойством избранного мной предмета встречаться с метафизическими вопросами, я прежде всего старался везде держаться фактов; но если, за недостатком их, мне приходилось выбирать одну из двух одинаково достоверных научных гипотез, то я выбирал ту, которая не противоречит коренным религиозным верованиям человечества, потому что в самой силе этих верований есть уже залог истины».

В заключение физиологической части своей антропологии Ушинский пишет:

«Многие боятся естествознания как проводника материалистических убеждений; но это только слабодушное недоверие к истине и ее источнику - Творцу природы и души человеческой. Истина не может быть вредна: это одно из самых святых убеждений человека, и воспитатель, в котором поколебалось это убеждение, должен оставить дело воспитания, - он его не достоин. Языческий бог обманывает, хитрит, притворяется, потому что он сам - создание человеческого воображения: христианский Бог - сама истина. Пусть воспитатель заботится только о том, чтобы не давать детям ничего, кроме истины».

В начале же психологической части «Педагогической антропологии» читаем: «...истина, добытая рассудком из наблюдений и опытов, признается нами совершенною истиною только в том случае, если она сходится с нашими врожденными верованиями... мы признаем полную истину только наших врожденных верований, в том же, что им противоречит, видим только истину временную, относительную, опытную, ограниченную, рассудочную, а не разумную» .

Еще решительнее приоритет христианских ценностей отстаивается Ушинским по отношению к социальным и политическим факторам жизни человека и человечества. В 60-е годы XIX века среди молодежи пользовалась широкой популярностью идея разумного эгоизма, суть которой заключается в следующем:

«Для того, чтобы человек был счастлив или наслаждался, какого бы рода эти наслаждения ни были, ему необходимо жить в обществе, а потому он должен быть счастлив так, чтобы это не мешало счастью других, чем общая доля счастья увеличится, а вместе с тем увеличится и доля счастья каждого человека».

К.Д. Ушинский убедительно показывает языческую подоплеку этой идеи, ее несовместимость с христианским мировоззрением:

«Это умеряющее начало общественности могло еще держаться в языческом мире, где личность- человека вообще уступала государству; но оно уже решительно не может держаться в мире христианском, после того, как христианство самую личность человека, его душу сделало целью всей истории человечества». Конечно, Ушинскому на фоне общего гуманистического оптимизма его времени и в кошмарном сне не могли привидеться чудовищные социально-государственные опыты XX века, нацеленные на уничтожение свободы и самостоятельности личности, отбросившие нас в дохристианскую языческую эпоху. Вместе с тем в «Педагогической антропологии» присутствует великая тревога за человека, порожденная знанием его поврежденной грехом и страстями природы. Школа, согласно Ушинскому, призвана облагораживать социальную жизнь, вносить в нее разумные элементы, «под сенью которых должны обеспечиться от едкой остроты жизни и ее беспрестанных временных увлечений - как нежное беззащитное детство, так и неокрепшая еще пылкая юность».

Ушинский предостерегает от той опасности для общества и человечества, которая может возникнуть, если воспитание отойдет от христианских основ: «Каждый, кто принимается за дело воспитания, прежде чем начать сеять в детские души семена материалистических воззрений, должен посмотреть на плоды, которые могут вырасти из этих семян». Плоды такого воспитания: «оправдание деспотической власти одного человека над другим, презрение к человеческой личности, равнодушие к праву и правде. Полная бесправность отношений, уважение к одной силе, жестокость».

На собственном опыте и на опыте своих ближайших предков мы могли убедиться в правоте Ушинского: плоды эти мы пожинали и продолжаем пожинать.

Характеристика предмета педагогики в современных учебниках нередко начинается с критики позиции Ушинского, относившего педагогику не к наукам, но к искусствам. Полемический пафос оппонентов Ушинского во многом обусловлен воздействием на них общепринятой сегодня системы ценностей, в которой наука занимает вершинное положение. Мы все в той или иной мере вольно или невольно исповедуем сциентизм - религию современной технократической цивилизации. Однако для Ушинского наука не является высшей ценностью. Признавая необходимость освоения школой научных достижений, великий русский педагог далек от обожествления науки, рассматривая ее как порождение способностей души человека, его рассудка, присущего, согласно Ушинскому, в определенной мере, и животным.

Искусство же, по Ушинскому, относится к сфере духа и разума человека и вместе с нравственностью выступает как практическое осуществление религиозного идеала в жизни:

«Наука только изучает существующее или существовавшее, а искусство стремится творить то, чего еще нет, и перед ним в будущем несется цель и идеал его творчества».

При таком подходе высшей целью педагогики как искусства становится обучение творчеству жизни, «вечно предшествующий идеал этого искусства есть совершенный человек». Данная мысль получает наиболее открытое и полное выражение в материалах к третьему тому «Педагогической антропологии», которые, к сожалению, так и не стали достоянием широкой педагогической общественности России ни в XIX, ни в XX веке. Ушинский здесь ставит и разрешает один из сложнейших вопросов философской антропологии - вопрос о соотношении эстетики и этики, красоты и добра.

Источник эстетического чувства, по Ушинскому, - это врожденное стремление к совершенству: «Язык прекрасного - гармония, врожденная и душе и телу, но само прекрасное -Бог».

Нравственность, по Ушинскому, ни в коем случае не является проекцией государства и общества, ее основанием является евангельское «Возлюби ближнего как самого себя». Красота и добро в «Педагогической антропологии» предстают не как умозрительные отвлеченные понятия и не как функции человека, но как реальное и живое целое, явленное нам в образе Сына Божия Иисуса Христа.

Надо сказать, что поводом для рассуждений и выводов К.Д. Ушинского в «Педагогической антропологии» часто выступают положения, формулировки, схемы, принятые в европейской педагогике середины XIX века, для которой было характерно преобладание рассудочного, протестантского и позитивистского подхода.

Как известно, протестантизм видит в христианстве прежде всего разумную и полезную для общества мораль, не понимая и не чувствуя духовной реальности Церкви как Тела Христова, ее благодатной природы. Ушинский нигде прямо не высказывается по догматическим вопросам, но он последовательно проводит мысль о бесплодности безблагодатной веры и религии. Показательны в этом отношении гневные слова, вырывающиеся у обычно сдержанного Ушинского по поводу утилитарного подхода к религии, характерного для немецкого протестантизма:

«Владычество Пруссии в Европе грозит последней большей бедой, чем владычество Тамерлана. Это будет владычество бездонного рассудочного разврата».

В данном случае мы имеем дело с отрицательной формой исповедания К.Д. Ушинского, выраженного «от обратного». А вот положительная форма православного исповедания К.Д. Ушинского:

«Нет статуи и нет картины, которая бы воплотила чувство, разливающееся по Руси в день Светлого Воскресения, когда из края в край ее гремит - «Христос воскрес, яко всесилен».

В «Педагогической антропологии» Ушинского и его учебных книгах получает воплощение непонятное и неприемлемое для атеистической и протестантской морали литургическое сознание. В основе этого сознания лежит сопереживание жизни Христа через сораспятие и совоскресение с Ним. Это сопереживание для православных христиан отличается необыкновенной реальностью и конкретностью: каждый день воспринимается сквозь призму годового литургического круга, оказывается связанным с определенным моментом Великой Мистерии — воплощением и вочеловечением Христа, Его страданиями, погребением, Воскресением, Вознесением и прославлением.

Православное мировидение играет роль своеобразного «архетипа» знаменитой учебной книги К.Д. Ушинского - «Родного слова». Важное место в первоначальном варианте книги играли рассказы из Священной истории, статьи, посвященные христианским праздникам, библейские заповеди и молитвы. Исключение всех этих важнейших составных частей книги из советских изданий «Родного слова» существенно нарушало его структуру.

Так, в основу второй, центральной части «Родного слова» был положен не фенологический принцип наблюдений за сменой времен года (он играет структурообразующую роль в современных пособиях по чтению для начальной школы, напоминающих порою учебники естествознания и природоведения), но идея литургического православного годового круга. Сам К.Д. Ушинский в своей «Книге для учащихся» выделяет этот момент как центральный и важнейший:

«Для ребенка Светлый праздник и весна, Рождество и зима, Спас и спелые плоды, Троица и зеленые березки сливаются в одно могучее впечатление, свежее и полное жизни... Первое знакомство с евангельскими событиями всего удобнее совместить с объяснением предстоящих праздников: здесь и церковная служба, и рассказ матери, и праздничное чувство ребенка - все соединяется, чтобы оживить то или другое событие».

Первостепенную роль в построении учебника играют небольшие рассказики под названием «Из детских впечатлений», помещенные во всех разделах «Родного слова». Большая часть этих текстов приурочена к церковным праздникам. Вот пример одного такого текста, имеющего подзаголовок «Радоница»:

«Бабушка и мамаша взяли меня и двух сестер на кладбище. Там, под крестами, много спит наших родных: там и моя сестренка Лиза. Как обросла травою ее маленькая могилка!

Повсюду проглянули желтые одуванчики, а длинные космы плакучих берез будто осыпаны зеленым пухом. Пташки носятся и щебечут; та тащит соломинку, та перышко: видно, принялись они вить гнезда. За кладбищем крестьяне уже пашут яровое поле».

В этом тексте нет прямой проповеди христианской религии, но здесь все проникнуто духом христианства, для которого нет и не может быть безысходной трагедии в смерти людей. Не случайно послепасхальный день поминовения усопших называется, согласно традиции Православной Церкви, Радоницей. Этот день -не день отчаяния и черной печали, но день радости, день соединения всех - ныне живущих на земле и ушедших из земной жизни - в светлом предощущении неизбежной конечной победы над смертью, упраздненной Воскресением Христа.

«Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?» (Ос. 13, 14).

Идея целостного и гармонического литургического сознания, пронизывающая «Родное слово», определяет характер, содержание и расположение всего дидактического материала в этой учебной книге Ушинского - от изречений нравоучительного характера («Худо тому, кто добро не делает никому», «Добро не умрет, а зло пропадет» и т.п.) до отдельных литературных произведений. Так, например, стихотворение Ф.И. Тютчева «Весенние воды» помещено под рубрикой «Великий вторник»: воскресение природы в Православии традиционно рассматривается как прообраз Воскресения Христа (характерным примером в этом отношении является «Слово в новую неделю по Пасхе» святителя Кирилла Туровского, где данная образная параллель играет исключительно важную роль). Ликование и торжество, звучащие в словах «Весна идет! Весна идет!», сродни ликующей радости Пасхальных песнопений.

«Родное слово» К.Д. Ушинского послужило прототипом большинства книг для чтения в начальной школе, изданных в России в XX и XXI веке. Несмотря на различные (как правило, атеистические и коммунистические) мировоззренческие установки авторов этих книг, влияние политической конъюнктуры и злобы дня, свет первоначального образца продолжает пробиваться сквозь позднейшие тяжеловесные и грубые напластования. В ряде случаев сохраняются название «Родное слово» и распределение материала в соответствии с годичным циклом, сохраняются также многие из первоначальных текстов изречений, басен, сказок, стихотворений и пр. При этом нередко происходят весьма характерные трансформации, типичным примером которых является замена заглавия рассказа К.Д. Ушинского (вместо «В поте лица твоего будешь есть хлеб твой» - «Хлеб»).

В большинстве современных экспериментальных разработок для начальной школы наблюдается стремление к радикальной перестройке структуры и содержания книг для чтения. При всей интеллектуальной изощренности концептуальных основ инновационных учебников и программ они заключают в себе опасность невосполнимых утрат, связанных с отрывом от духовных корней русской культуры.

Для современных систем развивающего обучения является доминирующей установка на стимулирование рассудочной способности ребенка, при этом организация его внутреннего мира, как правило, остается без всякого внимания. Перегрузка детей информацией, стремление к теоретическому усложнению материала притупляет и ослабляет детей духовно, тормозит развитие других сторон их личности.

К.Д. Ушинского принято называть в числе основоположников развивающего обучения. Между тем он никогда не считал развитие рассудочной способности ребенка главной задачей образования. Рассудок для него неотделим от изначальной природы человека, от его души. Согласно Ушинскому, животные также могут обладать высокоразвитой рассудочной способностью - пауки, пчелы, муравьи и другие. Человека же отличает от животных дух, способность к самосознанию и богообщению. Поэтому главной целью образования, по Ушинскому, является не интеллектуальное, но духовное развитие человека, восстановление в нем образа и подобия Божия. Все содержание и построение «Родного слова» определяется именно этой целью, хотя Ушинский избегает открытых религиозных поучений.

«Всякое попечение доброго ума о Боге, всякое размышление о духовном уставляется молитвой и нарицается именем молитвы», - писал святой Исаак Сирин. С этой точки зрения мы можем рассматривать и всю педагогическую деятельность К.Д. Ушинского как молитву, обращенную к Богу.

 

Б.Г.Бобылев, заведующий кафедрой русского языка и педагогики Орловского государственного технического университета, доктор педагогических наук, кандидат филологических наук, профессор

 

К оглавлению

К оглавлению


 
      Пусто165  

Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 Глинские чтения