КОЛОКОЛА — ДЛЯ СПАСЕНИЯ ЛЮДЕЙ

КОЛОКОЛА — ДЛЯ СПАСЕНИЯ ЛЮДЕЙ

Когда в Свято-Даниловом монастыре начали восстанавливать колокольные звоны, то насельники монастыря искали помощи, совета и наставления у двух звонарей: игумена Михея (Тимофеева) из Свято-Троице-Сергиевой Лавры и Владимира Ивановича Мошкова — звонаря московского Новодевичьего монастыря. Во многом благодаря этим замечательным людям в России после долгих десятилетий забвения возрожден правильный церковный колокольный звон.

17 марта 2009 года, в день памяти святого благоверного князя Даниила Московского, на колокольне Свято-Данилова монастыря зазвучат старинные колокола, звонившие в монастыре еще до революции, увезенные в Америку и чудесным образом вернувшиеся в родную обитель в 2008 году. В этом монастыре служат опытные и талантливые звонари, и первый среди них — инок Роман (Огрызков), внесший свою лепту в возвращение в Москву старинных колоколов. В день монастырского праздника все знатоки колокольного звона с большим почтением и благодарностью вспомнят консультанта даниловских звонарей — Владимира Ивановича Мошкова. Незадолго до его кончины мне посчастливилось побеседовать с ним. Владимир Иванович поделился своими воспоминаниями:

«Я не теоретик колокольного звона, а сугубый практик и учеников своих обучал и обучаю на колокольне.

Седьмого мая 1907 года наша семья переехала в трехэтажный дом на Новой Басманной у Елоховского собора. Окна моей детской комнаты находились прямо напротив колокольни. Расстояние от подъезда нашего дома до входа на колокольню, как я позднее подсчитал, составляло 52 шага. Впервые я поднялся на колокольню на руках няни в трехлетнем возрасте. Рос я под колокольный звон.

Моими любимыми игрушками были колокольчики, на Рождественскую елку я помещал бумажные колокольцы, которые мы делали сами. В шесть лет вместе с отцом поднялся на колокольню Ивана Великого в московском Кремле, которая всегда была открыта для посетителей.

Одно из ярких воспоминаний моего детства: наследник-цесаревич на благотворительном базаре в ответ на пожертвование подарил мне две свои фотографии, а государыня-императрица преподнесла моей бабушке три розы.

Маленьким мальчиком я пытался помогать звонарю Елоховского собора Алексею. Он умер в 1920 году. Обычно в храмах звонарями были сторожа. Тогда в Богоявленском соборе их работало четверо: Савелий, Алексей, Никита и Александр. Они-то и пускали нас, ребят, сначала посмотреть, а затем и обучали нас. Звонили они всегда по двое: один — в большой колокол, а второй трезвонил. Прекрасным мастером трезвона был Алексей, я слушал его звоны и запоминал на всю жизнь. После смерти дяди Алексея в Елоховском соборе звонил знаменитый на всю первопрестольную звонарь Александр Глебович. При советской власти этот замечательный человек умер в полной нищете.

В июне 1920 года меня пригласили помогать звонить в Елоховский собор. Глубоко верующие родители воспитали меня православным, и это спасало и охраняло меня всю жизнь. Моя мама — Лидия Николаевна Попова — родом из купеческой семьи, дедушка был московским купцом второй гильдии. Папа — Иван Прокопъевич Мошков — происходил из мещан, он служил церковным старостой и казначеем. В пятнадцать лет я стал крестоносцем у Патриарха Московского и всея Руси Тихона. У Патриарха Тихона был духовный сын Яков Горожанкин, мой духовный наставник. Однажды Святейший должен был служить у нас всенощную, а на другой день — Литургию в Храме Христа Спасителя. Елоховский собор в те годы считался не Патриаршим, а обычным приходским храмом, а Святитель Тихон служил по всей Москве. Мы его встретили и проводили, как полагается, торжественным звоном. В алтаре Яков Евгеньевич подвел меня к Патриарху и представил в качестве звонаря. Святейший улыбнулся и сказал: «Молодец, хорошо звонишь». Через несколько дней мы зашли в молельню на Троицком подворье — в резиденции Патриарха, и он благословил меня быть крестоносцем. Я всегда держал крест у Царских врат и встречал Патриарха Тихона с крестом в руках, выходя на улицу в любую погоду. С ним вместе часто служил и великий «всероссийский» патриарший архидиакон Константин Васильевич Розов. Меня он называл «сынка» и поручал держать камилавку. Прихожане называли его «царь-дьякон» не только за его уникальный голос, но и за большой рост. В мае 1922 года нам предстояло богослужение в Георгиевской церкви на Варварке. Мы долго стояли и ждали Патриарха. Обычно два монаха — отец Вениамин и отец Феофан — привозили облачение и все необходимое для Патриарха, но они также не приезжали. Наконец, приехал Сергий, один из сотрудников Патриарха, и рассказал, что ночью Святейшего арестовали и увезли...

С колоколами Елоховского собора я общался до 1930 года. Затем 15 лет звонил на колокольне храма Преображения Господня у Преображенской площади. В 1964 году храм взорвали по указанию Хрущева. Не помогло даже заступничество Л.И. Брежнева. В тот же год меня пригласили в храм святых апостолов Петра и Павла на Солдатской улице в Лефортове, где было пять колоколов, самый большой весил 80 пудов. Я звонил там, уже будучи главным инженером крупного завода. Одновременно стал посещать Новодевичий монастырь, где колокольный звон был слабым, неумелым. Поехал в Сергиев Посад к Преподобному Сергию, попросил его помощи. Вскоре после этого, 4 ноября 1964 года, я был приглашен старостой Новодевичьего монастыря Борисом Владимировичем.

На колокольне Новодевичьего монастыря было 15 колоколов. Один украли, один был неисправен. В звоне участвовали 13 колоколов. Три колокола — в правой руке. Это зазвонные колокола, которые задают весь рисунок звона. В два больших колокола звоню через педаль синхронно. Это большой Успенский колокол — дар царевны Софьи, весом 550 пудов, и Полиелейный, весом 220 пудов.

Как звонаря меня наградили орденами святого благоверного Александра Невского и Преподобного Сергия Радонежского, а также двумя грамотами, подписанными Патриархами Пименом и Алексием II.

В Новодевичьем монастыре я учил молодых звонарей. Для хорошего колокольного звона нужно быть глубоко верующим человеком, как великий звонарь Смагин, любить звон, колокола. Без любви с колоколами лучше дела не иметь. Совершенствование в звоне достигается со временем. Звонарь — это не специальность, это дар Божий. Колокольный звон, как и стихи, должен иметь свои рифмы. Это очень важно.

Хорошо звучат колокола при легком морозце в 5-6 градусов. Зимой, когда металл становится хрупким, звонить надо осторожно, чтобы колокол не треснул. Несколько больших колоколов Московского Кремля было разбито во время коронации Николая II вследствие слишком сильных ударов языка о колокол.

Некоторые трели я делаю громкими, другие — тихими. У большинства современных звонарей звон на одном уровне.

Колокольный звон — это часть богослужения, он должен возвышать дух человека, устремлять его к горнему миру, а не развивать музыкальными мелодиями душевность, затрагивать эмоции и через них открывать путь страстям. Сравните песнопения знаменного распева до середины семнадцатого века и сочинения Веделя, Березовского, находившихся под влиянием итальянской музыкальной традиции. Колокол — это не музыкальный инструмент, а церковный священный предмет, «звонкая икона», «умозрение в звуке». «Колокол — это голос Церкви, зовущий издалека и посылающий привет как дворцам, так и лачугам. ..» Алексей Константинович Толстой хорошо это выразил в стихотворении «Благовест»:

Среди дубравы

Блестит крестами

Храм пятиглавый

С колоколами.

Их звон призывный

Через могилы

Гудит так дивно

И так уныло!

К себе он тянет

Неодолимо,

Зовет и манит

Он в край родимый,

В край благодатный,

Забытый мною, —

И, непонятной

Томим тоскою,

Молюсь и каюсь я

И плачу снова,

И отрекаюсь я

От дела злого;

Далеко странствуя

Мечтой чудесною,

Через пространства я

Лечу небесные,

И сердце радостно

Дрожит и тает,

Пока звон благостный

Не замирает...

В России не получили распространения карильоны — музыкальные инструменты, посредством часового механизма заставляющие ряд колоколов исполнять какую-либо мелодию, подобно тому, как вращающийся вал приводит в движение орган. Общее мнение было таковым, что при их использовании особенности той или иной службы теряются, утрачивается благолепие. Колокола не прижились в симфонических оркестрах. Там их заменили наборы металлических труб разной длины, подвешенных на специальной раме. Играют колотушкой, головка которой обтянута кожей. Колокольчики в оркестрах заменили неким подобием металлофона. Не все, что способно издавать звуки, можно и нужно использовать в качестве музыкальных инструментов.

Колокола — для спасения людей. Устраивать концерты колокольной музыки — кощунственно, по этой дороге наш народ уже однажды пришел к 1917 году. Не случайно Сараджев кончил свои дни в доме для умалишенных, как об этом написал протоиерей Роман Лукьянов в журнале «Русское возрождение». Все это я рассказываю своим ученикам. Рассказываю и о том, что повидал и услышал.

До революции лучший звон был в Сретенском монастыре. Незабываемое впечатление производили службы в Храме Христа Спасителя.

В детстве я посещал завод Финляндского, находившийся в Спасском переулке у Сухаревой башни, куда я часто ходил с бабушкой. Незабываемое зрелище!

Самый лучший колокол, весом 2200 пудов, я слышал в Саввино-Сторожевском монастыре. Звук — просто волшебный, ноги прирастают к земле; ударов колокола не слышно; как в море, волна-звук то нарастает, то затихает. Колокол отливали в 1667-1668 годах в самом монастыре в нескольких метрах от звонницы. Мастер Александр Григорьев, восемь его учеников, дружина мастеров Пушкарского приказа и сотня стрельцов отлили колокол за очень короткий по тем временам срок — 130 дней. В 1671 году московский мастер Михаил Клементьев поднял колокол на средний ярус звонницы. В 1941 году при наступлении немцев колокол погиб. А нам еще говорят о какой-то реституции!

Хороший колокол в Богоявленском соборе в Елохове — весом 838 пудов. Замечательный колокол был в Симоновом монастыре, он весил около 800 пудов. Прекрасный подбор колоколов имел Свято-Данилов монастырь.

Но и небольшие колокола на звоннице позволяют очень хорошо звонить. Были бы желание и любовь к своему делу».

Владимир Иванович за свою инженерную работу был награжден многими советскими орденами и медалями. Типичный русский интеллигент старой формации, скромный, деликатный, с удивительно богатой и красивой русской речью. Отправляясь на всенощную или на Литургию, звонарь Новодевичьего монастыря всегда был безукоризненно одет, на лацкане пиджака — церковная награда. «Молитва в бронзе» Владимира Ивановича Машкова и игумена Михея (Тимофеева) — этих «звонарей всея Руси» — остается непревзойденной по своей гармонии, строгой церковности, устремленности к горнему миру. Хочется верить, что и в XXI веке звонницы Свято-Троице-Сергиевой Лавры и Свято-Данилова монастыря сохранят и приумножат славные традиции, чудом сохранившиеся в веке двадцатом.

А.С. Бочков

Фото автора

Источник:      Журнал «Пастырь»: март-апрель 2008 г.