ЧТОБЫ ПОМОЛИТЬСЯ ЗА ВСЕХ, КОГО ЗНАЕТ И ЛЮБИТ...

ЧТОБЫ ПОМОЛИТЬСЯ ЗА ВСЕХ, КОГО ЗНАЕТ И ЛЮБИТ...

К 80-петию схимитрополита Иувенапия (Тарасова)

Архитектор привез альбом с рисунками и чертежами зданий, построек и пристроек и даже ландшафтного дизайна всей окружающей их территории. Он долго объяснял значение каждого чертежа и каждой детали в нем и нет-нет, да и поглядывал на собеседника — доволен ли тот. В какой-то момент не вытерпел и спросил прямо:

— Владыка, Вам нравится проект?

Схимитрополит Иувеналий улыбнулся и кивнул:

— Нравится, но все же дайте мне время самому рассмотреть все как следует, обдумать, представить, как все будет выглядеть на месте.

Оставшись один, владыка подошел к иконе преподобного Алексия, человека Божия, долго-долго смотрел на нее, словно разговаривал со святым ликом, потом вернулся к столу, на котором лежал альбом, и, слегка касаясь пальцами строк, провел рукой по титульному листу: «Женский монастырь во имя Алексия, человека Божия, и в память о всех репрессированных. Поселок Золотухино, Курская область».

Этот монастырь для схимитрополита Иувеналия — особенный. Создать его стало сокровенной мечтой, внутренним долгом всей жизни перед памятью расстрелянного в тридцать седьмом году отца, Алексея Спиридоновича Тарасова, и миллионов таких же, как он, невинных жертв политических репрессий. Десятилетиями ему казалось, что мечта эта так и останется мечтой. Ведь ему, как и любому архиерею в стране, приходилось все силы тратить на то, чтобы сберечь самое малое, что дозволено было оставить Церкви. И он сберегал, проявляя чудеса терпения и дипломатии перед властью. Сберегал, будучи еще молодым епископом Воронежским, а позже — Иркутским. Сберегал, когда местом служения для него стал Курск. А вернее — Курская и Белгородская епархия. Терпению владыку Иувеналия научила сама жизнь: он с детства познал тяжелый, порой почти взрослый труд, горькую нищету, сиротство без отца и клеймо сына врага народа. Терпению его учил пример мамы, Ульяны Пахомовны, оставшейся после ареста и смерти мужа с пятью мальчишками на руках. Мама всегда брала его с собой в храм, и там, перед образами, лицо ее светлело, в глазах появлялось умиротворение. Подобным образом преображались в храме все люди, становясь хоть на короткое время роднее, ближе друг другу; и мальчик часто думал о том, что, когда вырастет, непременно станет священником, как их приходской батюшка, будет помогать людям становиться счастливее.

Позже терпению семинариста Спиридона Тарасова будет во многом учить пример жизни епископа Астраханского и Саратовского Филиппа, прошедшего сталинские лагеря, потерявшего здоровье, но не силу духа. По окончании Семинарии он вернется в родные края, и здесь судьба близко сведет его с митрополитом Ростовским Вениамином, который еще при жизни стал живой легендой — епископ белой армии, эмигрант, долгие годы бывший одним из архиереев Зарубежной Православной Церкви, после второй мировой войны вернувшийся на родину. Разве могли пройти его уроки мимо ума и сердца молодого священника?

И где бы потом ни служил уже архиерей Иувеналий, он, сберегая храмы, всегда думал о том, как вернуть в них пастырей и паству. А потому еще задолго до того, как в Курске разрешили открыть Духовную Семинарию, он продумал и взвесил до мелочей, кто и как будет учить молодых. Затем пришла пора православной гимназии — в стране такое словосочетание еще было в новинку, да и в Курске ее восприняли поначалу как каприз и безделицу, но уже через год после открытия появилось столько желающих учиться здесь, что пришлось устраивать вступительный конкурс, какого не видели и престижные вузы. Во всех действующих храмах начинают открываться воскресные школы для детей и взрослых. Епархия берет на себя расходы по содержанию летнего лагеря для отдыха детей, но и этого явно недостаточно. И тогда владыка Иувеналий обращается к местным властям с просьбой ввести во всех школах области уроки православной истории и культуры. Что тут началось! «Продвинутые» педагоги, предпочитавшие учить детей по методикам соросовского фонда, буквально набрасываются на митрополита Иувеналия с упреками и издевками: он-де со своими ортодоксальными убеждениями идет вразрез с демократией и свободой личности; он-де решил насадить в светских школах поповские привычки, совершенно не нужные детям; он-де не подумал о том, кто эти самые основы преподавать будет. И владыка терпеливо отвечает на каждый такой упрек: курс основ православной культуры и истории будет факультативным, а значит, дети на такие уроки пойдут добровольно; помолиться Богу и попросить у него помощи — это не поповская привычка, а исторически присущая народу потребность; преподавать новый курс пока будут учителя-энтузиасты из числа прихожан православных храмов, а в будущем — подготовленные в местном государственном университете специалисты, об этом есть твердая договоренность с руководством университета, и уже готовится к открытию специальное новое отделение. А пока что он сам, митрополит Иувеналий, встречается со студентами — славистами и историками, обучающимися на последних курсах. Стенограммы этих встреч-бесед только что изданы в виде учебника, так что, говорит он, всех желающих милости просим, приходите, я вам эти книги подарю, а вы уж сами и посмотрите, что в них — благо или вред.

В это же время счастливый случай, иначе и не скажешь, дал епархии возможность выходить с передачами в эфир местной государственной телерадиокомпании. И таких примеров в стране еще практически не было, но владыка Иувеналий сразу понял: теперь у священников есть возможность дойти до самых отдаленных уголков области, где нет пока храмов, но люди хотят слышать слово Божие. И он сам, откладывая все архисрочные дела, ехал в студию, садился к микрофону, отвечал на десятки вопросов слушателей, обращался к ним с пастырским словом.

Перемены в жизни страны дали Церкви возможность вернуть многое из того, что было у нее отнято, разграблено. Иногда возвращалось быстро, просто, иногда митрополит Иувеналий подолгу просил, убеждал, но когда ничего не помогало, собирал ворох документов и ехал в суд отстаивать свою правоту, И всегда отстаивал, потому что изначально был прав. А очень скоро владыка стал близким, родным человеком десяткам тысяч людей. К нему потянулись не только давние прихожане храмов, но и те, кто в них отродясь не заходил — ученые, деятели культуры, политики и государственные чиновники. Всем им теперь нужен был совет владыки, важно было узнать его мнение по каким-то даже сугубо светским проблемам, получить его благословение на новые дела. В глаза и за глаза куряне и белгородцы стали называть митрополита Иувеналия Собирателем — он сумел вернуть Церкви все, что пощадило время.

Но теперь эти десятки храмов и монастыри требовали новой заботы и ухода.

От гордости и красы русского Православия — Курской Коренной пустыни — осталось несколько неказистых строений, а вода святого источника собиралась в обычную ямку с глинистыми краями, наполняла ее и, переливаясь через край, текла несколькими струйками в речку Тускарь — как придется. И расположен источник под такой кручей, что спуститься и подняться по ней может только сильный здоровый человек. Владыка везет на эту кручу всех, кого знает: директоров предприятий, предпринимателей, депутатов разного уровня, знаменитостей местных и столичных. И вот уже главный источник меняет облик, обустраиваются еще несколько, монтируется для спуска к ним специальная лестница с небольшими площадками для отдыха и обозрения близлежащих красот. Потом начинается строительство храма, бытовых и хозяйственных помещений. Привычная монашеская жизнь в Коренную возвращается.

Потом он реставрирует собор в Белгороде, храм — в Старом Осколе и строит новый — в Прохоровке, там, где раскинулось ратное поле России.

В удаленном от центра Курской области Рыльском районе тоже кипит работа — идет восстановление Свято-Никольского мужского монастыря. Во всех районах вновь открываются храмы — маленькие деревянные, построенные в начале двадцатого века, или большие, с толстыми кирпичными стенами, возведенными и двести, и триста лет назад.

В Курске спешат на первую службу прихожане в Ильинский храм. В нем давным-давно крестили маленького Прохора Мошнина, будущего преподобного Серафима Саровского. На стенах храма чудом сохранились и дошли до наших дней фрески художника В.М. Васнецова и пока что они, да несколько икон — единственное его убранство.

А в самом сердце города предстоит вернуть к жизни главный собор епархии — Знаменский кафедральный, еще совсем недавно это был кинотеатр «Октябрь». Кинопрокатчики уже вывезли из него все оборудование, содрали со стен всевозможные щиты и убрались восвояси. Митрополит Иуве-налий впервые поднимается по узкой лестнице к хорам, да так и застывает на месте, с трудом сдерживая слезы: под всевозможными щитами и прокладками были спрятаны старинные фрески, и теперь они вновь явились на свет, но какими! Вот фреска «Вход Господень в Иерусалим». Через нее, прямо по ликам, пробили когда-то устроители кинотеатра глубокие борозды для закладки электрического кабеля, а потом закрепили соделанное ржавыми железными скобами, это чтобы кабель держался получше. Ах, люди-люди...

В последние годы служения правящего архиерея практически невозможно было застать в кабинете. В старенькой запыленной одежде, перепачканной мелом, раствором или красками, он все дни проводил на стройках, а то учил молодых монахов, почти сплошь горожан, ухаживать за овечками или чистить коровники, полоть овощные грядки, а семинаристы, оказывается, не умеют держать в руках лопату и высаживать цветы, приходилось и за это браться самому. А еще нужно уговаривать строителей, чтобы чуть перетерпели задержку зарплаты, ну нет в кассе ни рубля. Кто-то из каменщиков или плотников буркнул, что, дескать, себе на зарплату архиерей деньги всегда найдет, но владыка только пожал плечами: не станет же он объяснять, что с тех пор, как государство положило ему пенсию по старости, он зарплату получать отказался. А еще нужно искать мастеров по росписи стен и витражам. А еще столько дел впереди, что конца и края им не видно...

И только в очень редкие минуты отдыха он возвращается мысленно к тому особенному монастырю, который хотел бы построить.

Как-то, в самый разгар развала колхозов и совхозов, митрополит Иувеналий узнал, что в поселке Золотухино с молотка продают центр откормсовхоза с какими-то старыми постройками и землей. В общем-то недорого продают, но даже и таких денег владыка не мог потратить из епархиальной кассы. Что-то от собственной пенсии собралось, да и мир не без добрых людей, они помогли — купил и землю, и постройки эти полузаброшенные. В одном, другом женском монастыре поговорил с монахинями и послушницами, уговорил-таки нескольких перебраться на новое место и все начать с нуля.

Еще совсем недавно его любимый Алексеевский монастырь лежал перед ним рисунками и чертежами в альбоме. И вот теперь они воплотились в явь: в самом центре монастыря — храм, а вокруг компактных, по-настоящему уютных построек с кельями, столовой, кухней помолодел даже старый сад, а рядом с ним подрастают молодые деревца. Чуть в стороне — огород, полный летом самых разных овощей, а за ним — картофельное поле. В хлеву трубно мычат коровы и, подражая им, подают еще тонкие голоса телята. В птичниках тоже шумно от гомона кур, индеек, уток и гусей. И опять, как прежде, среди монахинь и послушниц много горожанок, а они такого хозяйства раньше и в глаза не видели. Значит, теперь их приходится учить. Владыке Иувеналию стало трудно ходить, слишком болят ноги, ну да ведь ему не привыкать к трудностям и терпению — чем не персональный транспорт инвалидная коляска? Она ни работе, ни беседе не мешает.

В Алексеевском монастыре теперь часто бывают паломники. Идут местные жители, едут из Курска, из районов области, немало людей приезжают и из столицы: вечером сели в Москве на поезд, а в шесть утра вышли из него на станции Золотухино, и вот он, в нескольких минутах ходьбы, монастырь. Успевают паломники и к службе, и потрудиться у них потом время есть, а вечером поезд домой.

А можно еще на один выходной остаться или на несколько дней. В обители всем рады, любую помощь примут с благодарностью. Никому не откажут в просьбе о молитве, а если не умеет еще человек молиться, научат.

Когда-то, еще будучи правящим архиереем, митрополит Иувеналий говорил, что вот уйдет на покой и будет не спеша молиться, книги читать, размышлять. Не получилось у схимитрополита покоя. Чтобы помолиться за всех, кого знает и любит, а это тысячи людей, он встает до света. А размышляет вместе со всеми, кто все эти годы шел и не перестает идти к нему, а это тоже тысячи людей. Так что на книги остается только поздний вечер. А утром все начинается сначала: молитва и неустанный труд...

Р.В. Францева,

почетный работник культуры и искусства Курской области

Источник:      Журнал «Пастырь»: март-апрель 2008 г.