«Явилась Она около родничка»

«Явилась Она около родничка»

В.А.Солоухин

 

Владимир Алексеевич Солоухин, отмеченный премией «Народное достояние», одним из первых в советской литературе открыто и безбоязненно заговорил о такой ранее запретной проблеме, как сохранение исторической памяти, духовных и нравственных ценностей нашего народа. Призыв бережно относиться к сокровищам национальной культуры звучит в его книге «Черные доски», отрывок из которой мы публикуем сегодня. Это повествование о русских иконах, собиранием которых писатель занимался долгие годы. С болью в сердце пишет Солоухин о поругании святынь в период гонений на религию и Церковь. В то же время он рисует образы людей, которые нашли в себе силы устоять перед натиском безбожия и не изменили отеческой вере.

В третьей деревне... впрочем, почему же в третьей — в двадцатой, тридцатой, сороковой... мы остановились по наитию у крайнего дома и через пять минут знали, что у тети Паши хранится после разрушения церкви настоящая чудотворная икона.

Дом у тети Паши оказался на замке. Соседка, чистившая на крылечке морковь, посоветовала:

- На зады ступайте. Она с серпом на зады пошла, режет картофельную ботву.

Увидев нас издалека, тетя Паша распрямилась и не резала больше, не нагибалась, ждала, когда подойдем и объясним, в чем дело. Она оказалась нестарой женщиной, правда, несколько блеклой, будто живет без солнца и воздуха.

Тетя Паша охотно повела нас в избу, хотя и поглядывала искоса: что за оказия, молодые люди, а заинтересовались иконой. По пути она рассказывала нам про свою святыню:

- Явилась она около родничка. У нас между двумя селами глубокий овраг, в овраге родничок. Вода светлая, студеная. Вокруг самого-то родничка —сруб. Вокруг сруба —осока и белые душистые цветы. Чистое место, свежесть. Там в осоке около родничка она и явилась. Нашел ее мальчик девяти лет. Ну, тогда дети были воспитанные. Мальчик свою находку принес в церковь, к священнику. Что ж, поставили ее в церкви, помолились и разошлись. А ночью она исчезла.

- Из запертой церкви?

- То-то вот и оно. Исчезла, как и не было. Догадались посмотреть около родничка. Пошли, а она в осоке на прежнем месте, где и нашел ее девятилетний мальчик. Ну ладно. Опять принесли ее в церковь, опять помолились, а в душах— смятенье.

- Значит, недавно дело было, если вы так подробно помните?

- Что вы, это было давно, в старину. Рассказывают, передается.

- Вы так рассказываете, будто сами присутствовали при этом.

- Мне и самой иногда кажется, что я там была. Наверное, потому, что теперь-то я на нее как следует нагляделась. Привыкла к ней, и кажется мне, знаю ее давно. И представляется, как все там происходило, и мальчик представляется, и жуть, которая нашла на всех, когда и в третий раз она снова ушла из церкви и снова оказалась в осоке около родничка.

- Неужели и в третий раз?

- Да, и в третий.

- И что же решили предпринять?

- Пошли за ней с крестным ходом. Собрался весь приход, все окрестные деревни. Вынесли хоругви, вынесли другие иконы на полотенцах. С церковным пением и с колокольным благовестом пошли.

- И больше она не уходила?

- После этого она успокоилась и стояла в церкви до самого закрытия. Чтили ее. Все самые сердечные молитвы к ней несли. Да и как не чтить...

- Чтили ее, как чтили бы живую царицу. За десять шагов на колени опускались. При больших-то грехах ползком ползли, глаз не смели поднять. А теперь вот... — тут женщина счастливо улыбнулась... — А теперь вот мне, простой деревенской бабе, бедной бабе, пришлась.

- Как пришлась?

- Когда церковь закрыли, одна женщина ее спасла и спрятала у себя. Потом так получилось, что женщина эта из наших мест переехала в город. Ну вот, призывает она меня, велит прийти в ночной час, дает икону и говорит: «Поручаю тебе, Прасковья, хранить. Я ее с собой взять не могу, потому как она здесь явилась, здесь ей надлежит быть, в этих местах».

- Почему же именно вас призвала хранительница иконы?

Тетя Паша опять счастливо и смущенно заулыбалась:

- Значит, так мне было написано. А за что мне такое счастье, этого никто не знает, не знаю и я сама.

Пока тетя Паша рассказывала, мы дошли до избы. В избе у тети Паши чисто, прибрано, полы скобленые, на окнах занавесочки, на полу пестрые половички.

Я ожидал, что как войду в дом, так и увижу большую церковную икону, стоящую в переднем углу и сияющую окладом, ибо невероятно, чтобы чудотворную не украсили окладом, и невероятно, чтобы тетя Паша не чистила его до сияния. Однако ничего мы в избе не увидели, кроме обыкновенной полочки и трех обыкновенных домовых икон на ней. Тетя Паша встала на лавку, перекрестилась, взяла с полки ту икону, которая стояла слева, и бережно положила ее на стол.

Это была Казанская икона Божией Матери в окладе. Свободным оставался только один лик Богородицы да еще, разумеется, лик младенца. Плотная, тяжелая, породистая доска изогнулась от времени. Шпонки вывалились и потерялись. Пазы такие же черные, как и сама доска. Под окладом угадывается двойной ковчежек. Одним словом, Казанская икона Божией Матери XVII века.

Полная, безнадежная недоступность для нас необыкновенной иконы делала ее еще прекраснее и неповторимее. Но нам оставалось только посоветовать тете Паше, чтобы она ни в коем случае не мыла икону водой.

- Что вы, что вы, — заверила нас тетя Паша, — я ее в крайнем случае маслицем, да и то редко, на очень большие праздники...

Источник:      Журнал "Глинские чтения" май-июнь 2007 г.