НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА СВЯТО-ДАНИЛОВА МОНАСТЫРЯ

НЕОПАЛИМАЯ КУПИНА СВЯТО-ДАНИЛОВА МОНАСТЫРЯ

Судьба русских монастырских колоколов неразрывно связана с историей и судьбой нашего народа и нашей Церкви. Извечная борьба добра со злом, противостояние святости и греха...

При внимательном рассмотрении истории служения, пленения и освобождения 18 колоколов Свято-Данилова монастыря, странствование которых, наконец, завершилось в нынешнем году, возникает ощущение, что это жизнеописание 18 русских витязей, захваченных противником в неравном бою, но не побежденных.

Даниловские колокола чудесным образом не погибли и не потеряли силу, они стали еще одной «неопалимой купиной» русской православной жизни и грозным предупреждением всем нам о последствиях духовной расслабленности.

Колокола Данилова монастыря — любовь и гордость православной первопрестольной — были чудесным образом в последний момент перед казнью спасены от гибели, увезены в плен на другой континент, в царство золотого тельца, претерпели унижения, истязания, забвение, остались верными своему призванию и через 78 лет вернулись на Родину, в возродившийся из мерзости запустения родной красавец-монастырь, под приветственный звон своих чудом сохранившихся ярославских, костромских и вятских собратьев.

Обратимся к истории

При основателе монастыря преподобном князе Данииле не позднее 1282 года была воздвигнута деревянная звонница с колоколами или билами — «часами» устава обители. Первый русский царь Иоанн Васильевич Грозный, много сделавший для монастыря, построил в 1561 году храм святых отцов семи Вселенских Соборов и звонницу для колоколов и подарил обители колокол. В 1682 году царь Федор Алексеевич передает обители два колокола с надписью на каждом: «Пожаловал сей колокол Великий Государь в Дом Святых отец Седьми Соборов...» В 1688 — 1689 гг. в монастыре строят «новую каменную колокольницу». В учетной книге того времени значится: «Построена новая колокольня каменная, дано костромичам, Ипатьевского монастыря каменщикам, Андрюшке Антонову и Ивашке Федорову с товарищи за работы колокольные согласно подписанному 65 рублей». Шатровая колокольня была построена на вклады «боярина князя Ивана Петровича Борятинского», подарившего обители колокол весом до 1120 кг. На колокольню переместили колокола с упраздненной приходской церкви Даниила Столпника. Среди остальных выделялись «Царские» колокола весом в 65 и 31 пудов. Они были отлиты в 1682 г. искусным литейщиком Федором Моториным. Колокол весом в 31 пуд сохранился и поныне и является пятым по весу в возвратившемся ныне ансамбле. Общий вес Даниловских колоколов к началу XVIII века составлял 292 пуда.

В царствование Петра Первого Свято-Данилов монастырь лишили почти половины колоколов, среди которых, по-видимому, находились вклады князя Иоанна Калиты и царя Иоанна Васильевича Грозного.

Нынешнее здание колокольни с церковью преподобного Симеона Столпника было построено над святыми вратами монастыря в 1731 — 1732 гг. на средства московского купца Михаила Андреевича Косырева. Старую шатровую колокольню разобрали за ненадобностью в 1746 году, а через 10 лет на ее месте построили храм преподобного Даниила Столпника, сохранившийся до нашего времени. Общий вес всех монастырских колоколов в середине XVIII века составлял 163 пуда. В 1790 году монастырскую звонницу пополнили колоколом весом в 131 пуд. Несколько позднее для монастыря на заводе Струговщикова был отлит колокол весом 314 пудов. В 1859 году на звоннице висели восемь колоколов. В конце XIX века набор включал 14 колоколов. В 1890 году был отлит самый крупный праздничный благовестник Свято-Даниловой обители весом 772 пуда, прозванный «Большим». Отлил колокол известный литейщик Ксенофонт Веревкин на заводе Финляндского. В 1904 году здесь же был отлит второй по величине колокол звонницы — «Полиелейный» — весом 365 пудов. Перед тем, как подвесить эти колокола, решено было укрепить обветшавшее здание колокольни. Впервые за всю историю реставрационных работ в России была использована сложная металлическая конструкция, пронизывающая стены восьмерика и опиравшаяся на углы четверика храма преподобного Симеона Столпника. Именно на этот металлический каркас были подвешены в 1907 году два колокола весом в 722 и 365 пудов таким образом, чтобы основная нагрузка приходилась на прочную нижнюю часть здания. Внешний вид колокольни после реконструкции не изменился.

В этот период времени исчез колокол «Царский» весом 65 пудов, последний раз он упомянут в документах обители в 1898 году. В 1907 году заводу Финляндского были заказаны десять колоколов весом от 24 фунтов до 137 пудов. Самый крупный из них — весом 137 пудов — оказался третьим по весу в звоннице, он был назван «Постовым» и использовался вне ансамбля только для благовеста в дни Великого поста. Следующий по весу колокол в 125 пудов назывался «Будничным». В 1906—1907 гг. было отлито еще несколько мелких колоколов общим весом 13 пудов 20 фунтов. Таким образом, общее число колоколов на ярусе звонов достигло 18 при общем весе в 1500 пудов, составив знаменитый Свято-Даниловский ансамбль. Колокольный звон обители стал слышен у кремлевских стен и в селе Коломенском, за пять километров от монастыря. Музыкант Константин Сараджев подчеркивал эстетическую (светскую) значимость подбора колоколов, которые, по его словам, имели «величайшую музыкальную ценность; это есть художественно-музыкальный состав из колоколов, занимающий одно из крупнейших мест в области науки, а также в области искусства».

В 1930 году монастырь был закрыт. В помещениях обители разместилась колония для беспризорников, а позднее — для несовершеннолетних преступников. Монастырские колокола наметили к переплавке. Спасение от верной гибели пришло неожиданно...

Вспоминает протоиерей Роман Лукьянов:

«В середине 1930 года научный сотрудник Гарвардского университета Томас Виттемор, член американской благотворительной миссии в Москве, обнаружил уже снятые для переплавки колокола Свято-Данилова монастыря. Будучи собирателем исторических ценностей, Виттемор предложил американскому промышленнику Чарльзу Ричарду Крейну спасти эти колокола. Чарльз Крейн впервые посетил Россию в 1887 г. и, полюбив ее, побывал в России еще 22 раза до и после революции. Он присутствовал на Всероссийском Поместном Соборе 1917 — 1918 гг. и, по-видимому, лично знал Патриарха Тихона. Он глубоко переживал крушение России и гонения на Русскую Православную Церковь. Так что спасти колокола Свято-Данилова монастыря для него значило спасти и сохранить для будущего частичку русского Православия. Он не только оплатил все расходы на покупку колоколов и транспортировку их в США, но, подарив их Гарвардскому университету, обязался оплатить все расходы по их установке на башне только что построенного студенческого общежития Лоуэл Хауз».

Приобретая колокола, Крейн и Виттемор обратились к официальным советским инстанциям с просьбой командировать за их счет в Гарвардский университет церковного звонаря.

Следом за Даниловскими колоколами в Америку был послан музыкант Константин Сараджев с целью настроить их как музыкальный инструмент, что по сути дела предполагало удаление их из традиционного религиозного контекста. «Небольшого роста, с несколько искаженным либо от контузии, либо от эпилепсии лицом, не говорящий по-английски, не имеющий музыкального образования — он не вызывал доверия ни у Гарвардского президента Ловелла, ни у адвоката Сета Гано, который как поверенный Виттемора должен был быть его непосредственным покровителем. Президент Ловелл устроил Сараджева жить в семье белого эмигранта Таракузио, преподававшего в Гарвардской школе правоведения. Но эксцентричность Сараджева, желавшего иногда в полночь пойти к соседям поиграть на рояле, или являвшегося к столу в ночной пижаме, вызывала недоумение и досаду, раздражала хозяев... Не могли они понять также, почему Сараджев требует, чтобы языки колоколов оттягивались цепями, а не тросами». Великолепно подобранная звонница из 18 колоколов Свято-Данилова монастыря вызвала у Сараджева специфическую реакцию: колокол весом 2200 кг, богато украшенный изображениями херувимов, по его указанию повесили в одиночестве на башне Гарвардского коммерческого факультета, где он был недоступен для обозрения.

«Наибольшие возражения руководства университета вызвал метод настройки колоколов, примененный Сараджевым, пока колокола находились перед подъемом еще в сарае около строящихся лесов. Ударяя в большой колокол, он подпиливал, надрезывал или подрубал зубилом внутреннюю поверхность меньших колоколов. Изменяя таким образом диаметр колоколов, он подстраивал их к тону большого колокола... Когда президент Ловелл узнал от мистера Гано о том, как Сараджев настраивает колокола, то, нагрянув в сарай вместе с директором музыкального факультета Давидсоном и застав Сараджева за этим занятием, Ловелл категорически запретил... «неучу» «портить» колокола».

Позднее с Сараджевым случился один эпилептический припадок, затем другой. Его поместили в университетскую больницу, где, думая, что его хотят отравить, он выпил банку чернил, от которых ему стало еще хуже. Раздраженные таким поворотом событий, Ловелл и Гано, заручившись согласием Виттемора, в середине декабря 1930 года отправили Сараджева обратно в Советский Союз. С этим актом рухнули стремление Крейна воссоздать традиционный русский колокольный звон в Гарвардском университете и мечта Сараджева создать колокольню как музыкальный инструмент... В 1942 году он умер в Москве, по слухам, в доме для нервнобольных».

В США для подъема колоколов была сооружена деревянная башня высотой 36 метров. Первым был подвешен самый древний колокол, отлитый в 1682 году. В полночь 1 января 1931 года профессор Хаммонд и Маргарита Кулидж впервые огласили Гарвард звоном русского колокола. К середине февраля 1931 года все 17 колоколов были подняты и подвешены таким образом, что один звонарь мог звонить в 16 колоколов, а другой имел дело непосредственно с самым большим колоколом. Об окончании работ было сообщено Крейну, и он оплатил все расходы, выразив пожелание, чтобы первый звон во все колокола состоялся на Пасху 1931 года. В качестве звонаря был приглашен г-н Андронов, до революции пять лет звонивший на московских колокольнях. Андронов выдерживал ритмическую традицию русского колокольного звона, но слушатели, привыкшие к западному исполнению мелодий на карильонах, не могли воспринять его духовную красоту. Почти через год, в январе 1932, репортер местной газеты охарактеризовал гарвардский звон как «30 тонн металла и ни одной ноты».

Студенты и местные жители активно протестовали против «мешавшего» им колокольного звона. В октябре 1933 года звон во все колокола Гарвардского университета был запрещен. В 1934 году запрещение сняли. За дело серьезно взялся глава музыкального факультета профессор Меритт Тильман. В 1937 году профессор Тильман в афонском Свято-Пантелеимоновом монастыре, Андреевском и Ильинском скитах изучал традиции русского церковного колокольного звона. Усилия г-на Тильмана не дали видимых результатов. С переменным успехом звон продолжался до второй мировой войны. После войны он был возобновлен организованным тогда студенческим клубом «Звонарей Русских Колоколов». Они звонили в течение учебного года по воскресеньям в 13 часов дня в течение 20 минут. Кроме того, они звонили, когда в футбольных матчах принимала участие команда Гарвардского университета. Состав звонарей-студентов каждый год менялся, настоящего умения звонить в колокола студенты не получали. В 1962 года в Гарварде звонил протоиерей Серафим Слободской, известный в России как автор популярного учебника «Закон Божий». Маститый священник указал на недостатки в организации звона, но его рекомендации остались невыполненными.

А.С. Бочков

Фото автора

(Окончание следует)

Источник:      Журнал "Русский инок" ноябрь 2008 г.