НАРОДНЫЙ ПЕЧАЛЬНИК

НАРОДНЫЙ ПЕЧАЛЬНИК

«Я несказанно был бы рад видеть готовым храм у Варшавского вокзала. Дай Бог Вам кончить святое дело благополучно. Молитесь, Господь промышляет о Своем храме. И он воздвигнется, и украсит собою столицу и Церковь Православную. Господь Вам помощник. Примите мою лепту, посылаемую мною из личных средств». (Протоиерей Иоанн Сергиев. Второй день Пасхи. Год 1908-й).

Так незадолго до своей блаженной кончины отец Иоанн Кронштадтский благословил окончить строительство каменного храма Воскресения Христова у Варшавского вокзала. И свершилось по слову праведника.

Местность близ Варшавского вокзала весьма удалена от приходских церквей — Троицкого Измайловского собора и Екатерининской Екатерингофской церкви, а также Воскресенского женского монастыря и кладбищенской Митрофаниевской церкви, сообщал в 1894 году правящему архиерею, митрополиту Санкт-Петербургскому Палладию (Раеву), протоиерей Философ Николаевич Орнатский, председатель широко известного Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви. Между тем, в местности этой находятся два вокзала со значительным числом служащих и рабочих, фабрики и заводы, расположенные по набережной Обводного канала, с их многочисленными рабочими и, наконец, городские скотобойни (ныне известное предприятие «Петмол» — Авт.), которые, несомненно, с ростом города и увеличением его населения будут тоже расти и требовать большого числа служащих. По праздникам трудно бывает попасть в церковь тому, кто приходит не к самому началу службы. На религиозные беседы народ, ищущий духовного назидания, устремляется тысячами.

Вот почему Совет общества, «желая создать приют святой деятельности», обратился в городскую Думу с просьбой о безвозмездной уступке участка городской земли близ станции Варшавской железной дороги. Все хлопоты и переговоры взял на себя бессменный председатель Общества распространения религиозно-нравственого просвещения в духе православной Церкви с 1892 года, вскоре избранный в городскую Думу гласным от столичного духовенства, будущий новомученик протоиерей Философ Николаевич Орнатский.

Авторитет этого молодого «петербургского Златоуста», выдающегося проповедника и духовного сына отца Иоанна Кронштадтского, был в столице очень высок. В своих прошениях к властям отец Философ не уставал убеждать: «Жертвуйте! И тогда город получит новый храм, население — новый центр религиозно-нравственного просвещения, а Общество — место приложения полезной христианской деятельности».

В воскресенье, 14 августа 1894 года, после Божественной литургии в Троицкой церкви, совершенной Преосвященным Никандром, епископом Нарвским, на место постройки к Варшавскому вокзалу направился грандиозный крестный ход с чудотворными иконами Пресвятой Богородицы: Казанской из Казанского собора, «Утоли моя печали» из Вознесенской церкви и Святителя чудотворца Николая из Николо-Труниловской церкви на Петербургской стороне. Впереди каждой чудотворной иконы несли церковные хоругви и попарно шествовали братчики с большими горящими свечами в руках. Святыни сопровождало многочисленное городское духовенство в белых ризах, во главе с Преосвященным Назарием, епископом Гдовским.

У Варшавского вокзала крестный ход был встречен Преосвященным Виссарионом, епископом Костромским и Галичским. Владыка осенил собравшийся православный народ на все четыре стороны Казанской иконой Божией Матери.

Председателем Общества священником Философом Орнатским была прочитана надпись на закладной металлической доске, гласившая: «При державе благочестивейшего Государя Императора Александра III, в ознаменование бракосочетания Государя Наследника Цесаревича Николая Александровича, при Высокопреосвященном Палладии, митрополите Санкт-Петербургском, во славу Воскресения Христова, заложена сия временная деревянная церковь...»

Закладную доску укрепили на месте престола строящегося храма. Главный алтарь в честь Воскресения Словущего 28 ноября 1894 года освятил епископ Никандр. Над алтарной аркой сияло Всевидящее око и под ним евангельские слова: Аз есмъ путь, истина и живот. Приидите ко Мне ecu труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы.

Вскоре, 4 декабря 1894 года, был освящен и малый престол во имя Святителя Николая. Вдохновлял святое дело и горячо молился за него святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. Это был его любимейший храм. Батюшка присутствовал за богослужением при закладке церкви Воскресения Христова, а в день ее освящения отслужил первую утреню. Спустя год всероссийский пастырь вновь, как сообщалось, «почтил своим служением» Воскресенскую церковь и возглавил позднюю Божественную литургию. Это было в день престольного праздника Воскресения Словущего (Обновление храма Воскресения Христова в Иерусалиме) 13/26 сентября 1895 года.

Первый настоятель Воскресенской церкви отец Иоанн Лабутин в слове к прихожанам отметил: «Довольно — слава Богу — здесь всего: необходимое все есть, хотя и не блестит роскошью. Теперь же настает время, отдохнувши год от затрат, приступить к сбору пожертвований на каменный храм и к самой постройке его».

Апостол трезвости

В 1897 году «неприметным образом» совершилось поистине судьбоносное событие в истории «Варшавки» — сюда, «в местность глухую и пьяную, где царил бесшабашный разгул», после окончания Санкт-Петербургской Духовной Академии пришел священствовать 23-летний батюшка, народный печальник Александр Васильевич Рождественский.

«Отец Александр... Но кто он? Это студент-проповедник, загоревшийся от огня Общества, потом молодой священник, потом, через семь-восемь лет священства, уже старец по духу, к которому приезжали отцы даже из провинций учиться отрезвлению людей. На пастырский зов его шли тысячи людей, он возвращал их к образу Божию, к трезвой жизни, к семье». Такой отзыв дал молодому подвижнику его духовный отец — протоиерей Философ Орнатский.

Отец Александр задумал и воплотил громадное общенародное дело — 30 августа 1898 года его попечением при Воскресенском храме открыто Александро-Невское Общество трезвости, в память святого благоверного князя Александра Невского. В день открытия в его члены вступил 151 человек, через год было принято более 3 тысяч, через семь лет — свыше 70 тысяч членов!

«Новое общество трезвости понимает под трезвостью не одну частичную добродетель воздержания от спиртных напитков, но целостное христиански-органическое начало жизни, приводящее в гармоническое сочетание все творческие силы человека и предохраняющее его от пьянящего подавления темными силами», — лаконично сообщал устав трезвенников.

Иными словами, не просто отказ от пьянства, но преображение всей жизни в духе Христовом. Как точно сказал в своем напутствии новым членам Преосвященный Иннокентий, епископ Нарвский: «Это — ваш дар Церкви, не вещественный, а духовный, многоценный пред Всевидящим Господом. От воздержания тела восходите к трезвости духа, от бодрости физической шествуйте к бодрости душевной среди скорбей и испытаний жизни».

Закономерно, что колыбелью народной трезвости стала именно «Варшавка»: здесь рабочий люд чувствовал себя, как дома. И это движение было не просто «подсказано жизнью»: о пьянстве народном буквально кричала вся окружающая действительность!

«Как благовест, разнесся над Петербургом призыв к трезвости, и началось народное паломничество на «Варшавку». Народ как-то сердцем почувствовал своего батюшку, имя его стало чрезвычайно популярным в народной бедной массе. Горькие, до последней степени опустившиеся, потерявшие облик человеческий алкоголики шли к отцу Александру за его молитвой, поддержкой и утешением; страдалицы-женщины вели своих несчастных, ослабших от вина мужей, сыновей.

Какая неказистая, грязная, обтрепанная толпа наполняла, особенно в праздничные вечера, Воскресенскую церковь! В ком бы не вызвала она брезгливости, недовольства, презрения! Но истинный народник отец Александр был с этой толпой чрезвычайно нежен, бесконечно терпелив: он глубоко верил в возможность исправления и обновления людей. Неподражаемо умел он говорить с народом, умел коснуться сердца, воодушевить... Для многих эти задушевные беседы и живая искренняя молитва отца Александра были минутами чрезвычайного подъема духа, минутами просветления...

Народ, как высохшая, растрескавшаяся почва, жаждет воды живой, ждет утешения веры, молитвы и живого слова. И немало из приходящих оставляли свою страсть: из безнадежных пьяниц становились трезвыми людьми, хорошими работниками, прекрасными семьянинами», — рассказывает современник подвижника, отец Евгений Кондратьев.

Сын сельского священника, отец Александр Рождественский родился в 1872 году в Орехово-Зуево, большом рабочем поселке Владимирской губернии. Еще в далеком детстве он запечатлел печальные картины беспробудного пьянства.

Юноша приезжает на учебу в Петербург. «Туда, туда, где много дымящихся фабричных труб, — говаривал он. — Там грохот колес и лязг металла глушат духовную сущность человека, стирают у него образ Божий... Там много горя народного. Там люди — камни».

Да, «он видел людей, созданных по образу Божию, бездыханными вытаскиваемых из рек и каналов; сердце его болело при виде пьяных, как трупы, валяющихся среди улиц столичного града, и тем в большем числе, чем больше был праздник Господень; он не мог равнодушно переносить горя горького несчастных жен и детей пьяниц. Гнев и жалость к ним теснились в его сердце, и стояла пред глазами его картина Страшного суда. Тот велий в Царствии Небеснем, кто сотворит и научит (см.: Мф. 5, 19). И он влечет недужных к образу святого Александра Невского, чтобы они дали обет трезвости пред святым крестом и Евангелием, молится с ними», — вспоминал позднее о своем духовном сыне протоиерей Философ Орнатский.

Частая исповедь и причастие были у отца Александра главными средствами. Свою работу он совершал под покровом Православной Матери-Церкви, в строгом соблюдении ее законов. Ни одна обедня у «Варшавки» не проходила без причастников.

Семейная жизнь отца Александра была счастлива. Долго не было детей, и он в Сарове, во время торжеств прославления старца Серафима, на которые был командирован для проповедования, горячо молил старца о даровании ему детей. У него родился сын Алеша. Личным примером батюшка учил духовных чад своих, как следует превыше всего беречь семью — этот малый храм.

«Удивительная простота в обращении с народом при строгом соблюдении пастырского достоинства, всегдашняя готовность войти в «убогую» душу человека со словом любви и ободрения, уменье подать руку помощи, искусство направить прежнего грешника на путь спасения и добродетели, укрепить его волю в добре, дать, наконец, даже материальное пособие человеку, или, чаще, предоставить выгодную работу где-либо на фабрике, на заводе, в частном доме — все это влекло народ к отцу Александру. Он верил в великое будущее русского народа, который любил всем сердцем, верил в возможность духовного возрождения даже этих несчастных жертв фабричного быта, которых загубила столичная жизнь вместо того, чтобы накормить и с заработком отпустить в родную деревню, где с нетерпением их ожидает голодная и больная семья». (Из воспоминаний Н. Пальмова).

Священная присяга: за Христа, за трезвость!

Запись в члены Общества трезвости проходила сначала по воскресеньям, а затем ежедневно после Литургии и всенощного бдения. Перед иконой святого благоверного князя Александра Невского вступающие давали обещание не пить спиртного назначенный срок: три месяца, полгода, иные дерзали — целый год. Сохранилось немало свидетельств, как это происходило.

«В храме было душно... Сотни свечей приветливо мерцали пред темными, бесконечно скорбными ликами святых... Дым фимиама легкими струйками поднимался к невысоким сводам миниатюрной деревянной церкви... Сотни людей горячо, пламенно молились под стройные звуки величавой Божественной песни прекрасного церковного хора.

Всенощная кончилась... Тройное «Господи, помилуй» завершает отпуст отца Александра.

Толпа засуетилась. Но, странное дело, никто не ушел из церкви; напротив, все задвигалось, потянулось к амвону.

Кое-где слышались тяжелые, сокрушенные вздохи богомольцев, да вот там, в далеком углу, у печки раздались чьи-то судорожные глухие рыдания.

На амвоне стоял в епитрахили отец Александр.

Его лицо было бледно и строго.

— Кормилец ты наш! Батюшка дорогой! — послышались откуда-то восклицания плачущих женщин, и все вдруг как-то необыкновенно, странно притихло...

Отец Александр начал говорить:

— Зловещим пламенем вспыхнула и загорелась родная страна.

Стоном стонет от пьянства Русская земля... Гибнут святые человеческие души, как кровавые жертвы зеленому змию.

Надо спешить на пожар... Надо залить ужасное пламя... Ведь пьяницы Царствия Божия не наследят, для них закрыты врата райского блаженства.

Перекрестись, православный! Легче вздохни грудью своей богатырской. Скоро прибудут к тебе снова силы и здоровье, которое ты беспощадно топил в вине, скоро зазвенят твои добрые струнки сердца, как некогда звучали они в былые годы...

Жены! Бедные, несчастные жены! Вы, терпеливые, трудящиеся, безмерно скорбящие...

Идите ко Христу... Все... все идите...

Кто плачет, кто отчаивается, кто борется, кто злостраждет...

Пьяненькие... убогонькие, идите ко Христу... Идите... Идите...

Церковь наполнилась плачем. Горькие рыдания заглушали слова проповедника. Отец Александр на минуту смолк. В церкви еще раздавались рыдания.

— Трезвитесь! Бодрствуйте!.. Вы добровольно дали обет, добровольно и держите его.

Пусть он будет для вас игом благим... Боже, сохрани преступить обет... Это такой страшный грех.

Итак, в последний раз. Твердо ли ваше желание исправиться, начать новую, трезвую жизнь?..

— Твердо... Искренно... Не нарушим... — многоголосным хором прогудела толпа.

— Так повторяйте за мной.

И батюшка начал, а за ним повторяли и сотни три новых трезвенников:

«Господи, я раб Твой, сознав всю скверну пьянства и множества грехов от него происходящих, даю обещание пред честным Твоим крестом и Евангелием и перед иконою святого благоверного князя Александра Невского не пить ни вина, ни водки, ни пива, никаких других охмеляющих напитков. Господи, помоги мне выполнить это мое обещание для спасения своей души и для благого примера другим».

Обещание кончилось. Оставалось приложиться ко кресту и Евангелию. Толпа раздвинулась, образовав две колонны. И отец Александр, как светлый ангел, мелькал то здесь, то там. Он каждого благословлял, к каждому спешил со словом любви и участия, каждого осенял крестом и Евангелием. И поднимался народный дух...» (Из воспоминаний Михаила Горева).

В воскресенье, этот единственный для рабочих свободный день, после всенощного бдения обычно служился молебен, иногда с акафистом. Припевы на молебне пел весь народ. К ним присоединялись хорошо знакомые и любимые песнопения «Хвалите имя Господне», «Воскресение Христово видевше», «Величит душа Моя Господа», «Не имамы иныя помощи» — их тоже исполняли «едиными усты и единым сердцем».

За вечерней службой всегда бывало две беседы. Одна обычная, на тему дня, другая — для тех, кто дает обет трезвости. Но обыкновенно и эту беседу оставались слушать все богомольцы. Иногда беседы затягивались до десяти часов вечера.

При ближайшем знакомстве с народом выяснилось, что многие по своей неграмотности не знают самых общеупотребительных молитв, а если и знают, то в исковерканном виде. И снова на помощь пришли священнослужители Воскресенской церкви. Завели такой порядок: после всенощных в будние дни соборне, как всегда, изучали молитвы. Два раза в месяц велось обучение краткому катехизису. Народу сообщались самые краткие, но точные ответы о вере.

Общество просвещения активно привлекало к проповедническому служению учащихся Санкт-Петербургской Духовной Семинарии и Академии. Все они были желанными гостями в храме на Обводном. Здесь возникли миссионерские курсы, проводившие свои занятия в церковном доме. Отсюда будущие пастыри «шли в народ». К примеру, сокурсник отца Александра Рождественского, иеромонах Вениамин (Казанский), впоследствии митрополит Петроградский и Гдовский, священномученик, часто посещал с духовными беседами Путиловский и Обуховский заводы.

«Здесь, у Варшавки, рабочий люд впервые услышал зов в ряды новой рати, на стяге которой огненными буквами горели святые слова:

«За Христа!.. За трезвость!..»

Итак, спасено 70 тысяч пьяниц... Нет, больше... Ведь женам, обездоленным, терпеливо переносящим побои от пьяных мужей, легче вздохнулось; ведь голодные, иззябшие дети снова получили возможность иметь кусок хлеба и теплый угол. Но привести к обещанию еще не значит спасти. Житейское море полно бурь. В нем может потонуть утлая ладья нового трезвенника» (Из воспоминаний М.В. Галкина).

И это понимал отец Александр. Он всеми силами стремился отвлечь рабочих от губительной чарки. Апостол трезвости, он приступил к изданию духовного ежемесячного журнала «Отдых христианина» (с бесплатным приложением книжек), к которому вскоре присоединились и другие самостоятельные журналы: «Трезвая жизнь», «Воскресный благовест» и «Известия по Санкт-Петербургской епархии». Новое дело радостно напутствовал отец Иоанн Кронштадтский:

«Иди в мир, прекрасная, назидательная книга, творение братских, христианских, благожелательных душ и приноси живые плоды веры и добродетели».

С первого номера эта надпись украшала титульный лист всех выпусков журнала «Отдых христианина».

Издание книг для народа - духовная милостыня

«Отец Александр создал для трезвенников целую литературу — посмотрите заголовки книг; он хотел дать азбуку трезвости, убеждал, что пить до дна — не видать добра, стремился заполнить отдых христианина, привести всех к трезвой жизни», — с восхищением напишет впоследствии протоиерей Философ Орнатский.

Тиражи общедоступных народных книжек исчислялись сотнями тысяч и завоевали обширный круг читателей, многие из них выдержали по несколько изданий. Темы — самые горячие: «Кто кого», «История одной бутылки», «Отчего гибнут люди», «О том, что страшнее грозы», «Пора опомниться», «Жены вытрезвили», «Семья православного христианина», «Беседа старого и юного трезвенника».

Программа издателей Александро-Невского Общества никого не оставляла безучастным:

«Мы обращаемся к тем, кого мучат неразрешимые вопросы, кто хочет, хоть на миг, подняться до неба, кто жаждет познать всю глубину и красоту живого Бога...»

Господь даровал верному рабу Своему великий талант писателя-редактора. По сути, он стал первопроходцем в издательском деле, создав новый тип просветительской литературы для народа.

«Господи Боже! — сокрушался отец Александр в одном из писем, — как мучительно больно порой перелистывать наши духовные журналы! Это — мертвечина, это — громадный переплет, под которым бесследно скрылась Живая Книга... А жизнь стучится, бьется к нам, и боюсь, что постучится-постучится и пройдет дальше. Сейчас ведь нашими статьями не напитаешься. Экое горе великое!

Моя идея — вырастить в России такой духовный журнал, который одинаково пригодился бы и в великосветском салоне, и в мужичьей хате... Чтобы слово его одинаково жгло всех, как каленое железо...

...Как резко разграничены у нас понятия: духовная печать и светская печать. Чехов, Горький, Андреев — это как будто не наши люди, а чужие... А мне так хотелось бы собрать всех вместе, благословить и сказать: други, работайте! Приидите, благословенные!..»

Своим горением он привлекал к сотрудничеству самых талантливых, совестливых людей России. С ними подвижник делился своими сомнениями и скорбями:

«Издавать что-либо светлое, не приноровленное ко вкусам развращенной толпы, вы и представить себе не можете, как трудно...

Видали ли вы такую сценку: маленький ребенок, пятилетний крошка, весь перепачкался грязью? Няня оттаскивает его от грязного песка. Ребенок плачет. Он рвется к грязи, к своей забаве. И на все уговоры няни раздается только капризный детский плач. Затыкая уши, сквозь слезы, ребенок, топая крохотной ножонкой, кричит:

— Дура... Дура, нянька... не говори...

Невольно сравниваю я этого капризного ребенка с развращенной толпой. Ведь она тоже перепачкалась вся... в грехах перепачкалась... Кругом гниль, нечистота, пороки без счету... Кажется, вот теперь-то и нужно трезвое, разумное слово, которое смогло бы остановить катящихся все ниже и ниже в бездонную пропасть людей... Не тут-то было. Жалкая, беспомощная толпа затыкает свои уши. Ей приятно пачкаться грязью. В позорном ослеплении она кричит проповедникам: Довольно!.. Довольно!.. Смолкните! Мы все это знаем... Можем остановиться, когда захотим... Не мешайте нам!»

Беззаветный труженик, ради «малых сих» отрывавший часы сна от краткого отдыха, отец Александр сокрушался, что «каждый день вечером Петербург считает нужным веселиться. До веселья ли тут, когда азиатские полчища облегают наши города на окраинах (шла русско-японская война 1904-1905 годов — Авт.), а внутри России народные волны яростно бьют в стены столицы и просят об улучшении их жизни!».

Квартира отца Александра находилась на третьем этаже церковного дома и балконом выходила на паперть. Батюшка часто приветствовал с балкона собравшихся на очередной крестный ход и паломничество трезвенников. Его дом, двери которого были широко открыты для всех, одновременно являлся и редакцией многочисленных трезвеннических журналов. Здесь до поздней ночи толпились «жаждущие правды».

«Какой высокой заслугой для духовенства, — считал подвижник, — было бы поднять приникший ныне к земле народ и возвести глаза его к небу!»

Отец Александр верил, что так и будет. Церковь не раз спасала русский народ, избавит его от духовной смерти и теперь, лишь бы пастыри горячо и дружно взялись за дело...

Движение трезвости быстро росло. «Бедные люди» северной столицы почувствовали, что не одиноки более. При Воскресенском храме открылась первая работная контора — вчерашним пьяницам там подыскивали рабочие места. Некоторые хозяева торговых и ремесленных заведений в Петербурге принимали к себе народ не иначе, как только после записи в Александро-Невское Общество трезвости.

«Блестящая идея вложена отцом Александром в братство выборных при Обществе трезвости, — подчеркивал протоиерей Философ Орнатский. — Это наиболее надежные трезвенники — они принимают на себя обязанность помочь своему руководителю: следят за порядком в храме, при крестных ходах, следят за исполнением обета наиболее слабыми трезвенниками своего района. Опытом изведав сладость трезвости — другим содействуют. Это люди сознательно спасающиеся, помогают спасаться и другим». Весь город был поделен на округа, куда после работы, каждый на свой участок, устремлялись выборные — «нити, связующие воедино все Общество».

И глубинка, коренная Россия, горячо откликнулась на благовест «Варшавки». Общества трезвости создаются по всей стране.

Отец Александр стал душой и первой одноклассной церковноприходской школы Общества, организованной при Воскресенской церкви. Ее воспитанниками были, в основном, дети служащих Балтийской и Варшавской железных дорог.

Познав азы грамотности, они не покидали родные стены церковного дома: девочки учились кройке и шитью в рукодельных классах, мальчики занимались переплетом, брошюровкой книг. С открытием в 1908 году в подвале каменного храма собственной типографии в ней сразу же появились ученики типографского дела, «из коих некоторые получали до 10 рублей в месяц». Это спасало ребят от развращающего влияния улицы, «вселяло заветы трезвости», давало им в будущем верный кусок хлеба. А рядом с детьми, по воскресеньям, с увлечением учились и взрослые.

«Хорошо дышится в школе в учебный день. Все то занято, что живет живой жизнью. В каменном доме созидаются под покровом Церкви живые храмы для Бога», — с любовью писал о своих питомцах священник Александр Рождественский.

Не с мечом, а с крестом и хоругвью

Многие истинно народные традиции Богопочитания складывались именно здесь, в скромном деревянном храме на берегу Обводного канала.

Огромной любовью пользовались ежегодные, в начале лета, паломничества трезвенников на дивный остров Валаам — для этого Общество нанимало целый пароход. По всей России разошлись от «Варшавки» многолюдные крестные ходы трезвенников.

Дух соборности и любви крепче цемента сплачивал народные ряды во имя Христово. Не робкими слугами, а полноправными хозяевами жизни выходили трезвенники-мастеровые на центральные улицы столицы: всегда опрятно одетые, степенные, благочестивые. В Александро-Невскую Лавру крестный ход от «Варшавки» направлялся обычно на третий день Пасхи.

Вспоминает очевидец: «Утро выдалось теплое. Народу собралось около тридцати тысяч. Всю дорогу неслось неумолкаемое «Христос Воскресе!» Особенно приятно было слышать пение пасхальных гимнов на Невском проспекте. В образцовом порядке народная волна докатилась до стен Лавры, где ее встретил с сонмом монашествующих преосвященный Константин, епископ Гдовский...»

Это была могучая и благодатная сила. Традиционными стали знаменитые крестные ходы в Троице-Сергиеву Приморскую пустынь, к Преподобному Сергию. В начале XX века эти величественные шествия собирали до восьмидесяти тысяч человек, преимущественно фабричных и мастеровых.

Из всех церквей, отделений и молитвенных домов Общества крестные ходы в 5 часов утра собирались у Воскресенской церкви и отсюда общим грандиозным крестным ходом двигались к пустыни по Петергофскому шоссе. К ним примыкали путиловские трезвенники, нижние чины из Красного Села, Ораниенбаума, Павловска, Царского Села.

Вспоминает очевидец этого события: «Чем ближе становишься к народу, тем ярче и ярче начинает выступать любовь народная к истовому и торжественному совершению церковных богослужений. Они прекрасно знали, что путь предстоит не близкий, двадцать верст, но шли с такой горячностью, так было у них много непритворной любви к этому подвигу, что оставалось только благоговеть... В пустыни ждали паломников, приготовили навесы, бочки с квасом, но количество пришедших превзошло ожидания. Все поезда были переполнены. Многие прибыли с вечера и ночевали в поле. Целый лес хоругвей высился над живой рекой народа, заполнившей всю ширь дороги, блестя бронзой и золотом вышивок и крестов, пестрея всеми цветами материй; впереди двигались предносимые фонари, четырнадцать запрестольных крестов, шестьдесят четыре хоругви и длинный ряд высоких и малых образов и икон растянулся на версту. Все крестные ходы шли со своими певчими и образовали гигантские хоры, не умолкавшие всю дорогу, что подкрепляло богомольцев на двадцативерстном пути. Пришли в монастырь. Два часа народ шел в монастырские ворота густой толпою, а когда весь крестный ход вошел в монастырский двор, так сделалась во всем монастыре такая теснота, что все проходы и закоулки наполнились трезвенниками. Вот сколько народу было! В Воскресенском соборе митрополит Антоний и епископ Антонин совершили Божественную литургию в сослужении архимандритов: наместника Александро-Невской Лавры отца Корнилия, настоятеля пустыни отца Михаила. К народу обратился протоиерей Философ Орнатский. «Не с мечом, а с крестом и хоругвью, — говорил проповедник, — мы идем на борьбу с врагом, со злой страстью пьянства, одинакового врага города и деревни. У Господа и святых Его, святого Сергия, защитника Руси, ищем мы прибежища и силы для одоления недуга». Величественна была картина молебна на площади перед храмом, который совершали в золоте роскошных облачений митрополит с Преосвященным, четыре архимандрита, двадцать священников и иеромонахов среди хоругвей и икон и десятков тысяч молящегося народа. Изумительный бас протодиакона прогремел многолетие на площади.

Трезвенники подкрепились в обители хлебом и квасом. В такой огромной толпе порядок был большой; в разных местах продавались свечи и просфоры, раздавался хлеб и квас» (1903 год).

Отцовский завет трезвости

Последний грандиозный крестный ход в Троице-Сергиеву пустынь 12 июня 1905 года, можно сказать, стоил отцу Александру Рождественскому жизни. «Изнемогая от усталости, весь в пыли, покрывающей лицо как бы маскою, достиг он пустыни, и здесь имел неосторожность выпить два стакана холодного кваса. Открылся брюшной тиф, — вспоминал Е. Поселянин. — Он чувствовал, что умирает. И, исповедуясь пред причастием накануне у отца Философа, он просил его, как председателя Совета Общества, обеспечить его вдову и ребенка».

Когда 5 июля на площади был отслужен молебен Преподобному Сергию, отец Александр отошел. Ему было всего 32 года. Сгорела ярко пылавшая на свещнице Божией свеча.

«Он истинно пал за плугом, на любимой ниве своей, — скажут у гроба сопастыри. — Дело его стало на крови его. Но оно не умерло, нет! Если пшеничное зерно, пав в землю... умрет, то принесет много плода (Ин. 12, 24). Угодна Богови душа его».

Всю ночь накануне похорон народ не расходился из Воскресенской церкви, зажигал свечи у гроба и в глубоком молчании слушал чтение иереями Евангелия, которое прерывалось лишь служением панихид.

На другой день, 8 июля, началась заупокойная литургия, которую совершал Преосвященный Кирилл в сослужении архимандрита Троице-Сергиевой пустыни Михаила, протоиереев К. Ветвеницкого, А. Дернова, Ф. Орнатского.

Сонм духовенства, около сорока священнослужителей, совершил грандиозное по своему чину и в то же время чудное и умилительное погребение.

Предводимый архиереем Божиим собор пастырей, облаченных в белые пасхальные ризы, поднял гроб на свои рамена».

Пение, вопли, рыдания, вырывавшиеся из тысяч грудей, в которых трепетали любящие отца Александра сердца, печальный перезвон колоколов — все вдруг смешалось в один бесконечный тяжкий стон!..

Белый гроб среди моря обнаженных голов медленно и тихо плыл, как по волнам...

«Особенно плакали слабые алкоголики, — поведал один из участников прощания. — Им удавалось после бесед отца Александра сдерживать себя по месяцу и более; но теперь они боялись и заглянуть в свое будущее. Я видел пьяненького рабочего, который на панихиде по отцу Александру говорил со слезами поддерживающей его жене:

— Пропал я теперь! Совсем пропал!..»

Сперва гроб обнесли вокруг Воскресенской церкви, а затем, в предшествии нескольких десятков хоругвей, процессия направилась в Александро-Невскую Лавру на Никольское кладбище. До Троицкой церкви на Стремянной гроб несли священники, а затем — трезвенники, о чем они усердно ходатайствовали.

Шествие останавливалась у каждого храма на пути, из него выходило духовенство с народом и, присоединившись к общей процессии, служило сообща литию и пело вечную память.

— Кого хоронят? — с недоумением допытывался какой-то встречный господин, пораженный незабываемой картиной погребения...

— Дети хоронят своего отца, — ответил ему кто-то из рабочих...

Много творческих замыслов рождала любвеобильная душа отца Александра, но одна его идея, пожалуй, не имела себе равных: создать детскую школу трезвости! И вот 26 августа 1904 года она открылась, Первая Российская Сергиевская школа трезвости, при поддержке К.П. Победоносцева и архимандрита Михаила, наместника Троице-Сергиевой пустыни, неподалеку от прославленной обители. Впоследствии это образцовое учебное заведение удостоилось Августейшего покровительства Наследника Цесаревича.

Воспитанниками школы были, в основном, дети родителей-алкоголиков. Заведующим и законоучителем стал активный деятель и член Совета Александро-Невского Общества иеромонах Павел (Горшков), наместник Псково-Печерского монастыря в годы Великой Отечественной войны, будущий новомученик.

После кончины своего основателя и вдохновителя Сергиевская школа стала носить имя отца Александра Рождественского.

Существовала благочестивая традиция: на следующий день после выпуска ее питомцы неизменно посещали место вечного упокоения апостола трезвости, отца Александра, где в присутствии вдовы, матушки Нины, пели панихиду; а затем шли на могилу К.П. Победоносцева, который оказывал школе немало милостей. Подвиг служения народной трезвости молитвенно соединял людей разного возраста и общественного положения — как при жизни, так и после кончины.

Л.А. Яковлева, И.А. Константинова,

г. Санкт-Петербург

Источник:      Журнал «Пастырь»: октябрь 2008 г.