РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ О СЕМЬЕ

РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ О СЕМЬЕ

Доклад на форуме «Глинские чтения» 30 января 2008 г.

«Государство – это семейство семей», - так пишет в своём учении о семейной жизни учитель Церкви и выдающийся педагог святитель Филарет, митрополит Московский. Государство он сравнивает с деревом, а семьи – с корнями его. «Чтобы дерево зеленело, цвело и приносило плод, надо, чтобы корень его был крепок», – учит святитель.

Тема семьи была актуальна во все времена. И в русской классической литературе она звучит как одна из самых важных.

В повести Николая Васильевича Гоголя «Старосветские помещики» перед нами семья, которую автор рисует с любовью и глубоким искренним чувством умиления и удивления. Повесть проникнута уверенностью, что семья эта прекрасна такой преданностью супругов друг другу, которой он не встречал, пожалуй, нигде и никогда. Семейный союз этот вызывает у автора восхищение. Афанасий Иванович и Пуль-херия Ивановна так приятны и милы ему своей душевной чистотой, которая подобна детской, и взаимной любовью, что общение с ними оставило в его душе незабываемое впечатление. Небольшая повесть о супругах наполнена поэзией, а источник ее – ясная, спокойная семейная жизнь героев. Сердце читателя горячо отзывается на отношение автора, который, не произнося этого слова, признаёт эту семью идеальной. Невольно вспоминается пушкинская строчка «Татьяны милый идеал». Для Гоголя «милый идеал» – это такая семья, которой он посвятил в своём сборнике «Миргород» первую повесть – «Старосветские помещики».

«Необыкновенно уединённая» жизнь скромных владетелей небольшой усадьбы, по словам Н.В. Гоголя, «так тиха, так тиха, что на минуту забываешься и думаешь, что страсти, желания и неспокойные порождения злого духа, возмущающие мир, вовсе не существуют, и ты их видел только в блестящем, сверкающем сновидении».

В портретной характеристике мужа и жены Товстогубов автор подчёркивает то, что живёт в душе их: Афанасий Иванович «всегда почти улыбался, хотя бы рассказывал или просто слушал», а Пульхерия Ивановна была «несколько серьёзна, почти никогда не смеялась, но на лице и в глазах её было написано столько доброты, готовности угостить вас всем, что было у них лучшего, что улыбка её могла бы показаться «чересчур приторною для её доброго лица». Даже «лёгкие морщины на их лицах были расположены» как-то особенно приятно.

А их обращение друг с другом (как это важно в семье)! Они никогда не говорили друг другу «ты», но всегда «вы» и, главное, не раздражались. Одно и то же ведь можно сказать по-разному, причем от этого зависят семейные отношения: ссора, размолвка могут вспыхнуть из-за пустяка. Вот это было совершенно исключено в отношениях гоголевских супругов. Отточенное перо мастера приводит лишь один диалог из двух реплик, и им сказано всё: «Это вы продавили стул, Афанасий Иванович?» – «Ничего, не сердитесь, Пульхерия Ивановна: это я».

«Если не будете, как дети, не войдёте в Царствие Небесное», – сказал Спаситель. И в авторской характеристике своего героя Гоголь с радостью подчёркивает искренний, похожий на детский, интерес Афанасия Ивановича к обстоятельствам жизни собеседника, удачам и неудачам, что не так уж часто встречается: люди любят больше говорить о себе, чем слушать других.

Свою любовь к семье старосветских помещиков Н.В. Гоголь показывает, описывая детали окружающей их обстановки: необыкновенно тёплые комнаты, «сундуки и сундучочки» у Пульхерии Ивановны, поющие двери, ужин в уютной низенькой комнате майской тёмной ночью и соловей, обдающий сад, дом и дальнюю реку своими раскатами. Всё это описывается с таким восторгом, что он невольно передаётся читателю.

Крепкими, хорошими хозяевами назвать супругов было нельзя. Никакого накопительства, любостяжания… Им нужно было ровно столько, сколько необходимо для скромной, непритязательной жизни. И еще для гостей, которых они встречали так радушно, что, можно сказать, «эти добрые люди… жили для гостей». Всем лучшим, всем, что только производило их хозяйство, они наперерыв старались угостить приехавших. «Но более всего приятно было то, – подчёркивает Гоголь, – что во всей их услужливости не было никакой приторности. Это радушие… так кротко выражалось на их лицах, так шло к ним, что поневоле приходилось соглашаться на их просьбы». Эти просьбы были «следствие чистой, ясной простоты их добрых, бесхитростных душ».

В «Симфонии...» схиархимандрита Иоанна (Маслова) в главе «Семья» читаем: «Правильно вступившие в супружество должны друг друга любовь и верность хранить до конца жизни. Ни муж жены, ни жена мужа не должны оставлять до смерти, но, как обещались и согласились, неразлучны пребывать до кончины». Именно так прожили жизнь Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна. Странно, что даже обстоятельства кончины их были сходны. Оба знали о времени своей кончины и угасли мирно, тихо, как умирают праведники. Хоть Афанасий Иванович умер через 5 лет после Пульхерии Ивановны, но можно сказать, что они, как святые Пётр и Феврония Муромские, умерли в один день. Перед смертью Пульхерия Ивановна сердечно сокрушалась лишь о том, что не на кого оставить бедного своего спутника, что он как дитя маленькое и обязательно нужно, чтобы любил его тот, кто будет ухаживать за ним. «Она с необыкновенною расторопностью распорядила всё таким образом, – пишет автор, – чтобы после неё Афанасий Иванович не заметил её отсутствия».

А он даже плакать не мог после её кончины – так был совершенно поражён, так дико ему казалось случившееся. Лишь после прощания у могилы на глазах его показались какие-то бесчувственные слёзы, которые после возвращения с кладбища домой полились, как река, из его тусклых очей. Он рыдал, рыдал сильно и неутешно и больше уже, можно сказать, не жил. Через 5 лет автор посетил хуторок Афанасия Ивановича и увидел, что совершенно согбенный старик, несмотря на ту же улыбку, по временам смотрел совершенно бесчувственно. Он не мог самостоятельно есть, не мог полностью произнести имя покойной. На половине этого слова лицо его судорожно исковеркивалось, и плач дитяти поражал автора в самое сердце. «Слёзы, как ручей, как немолчный фонтан, лились, лились ливмя» на салфетку, которой он был подвязан, чтобы не испачкать во время еды всё платье. «Такая долгая, такая жаркая печаль»! – восклицает автор повести и для сравнения приводит рассказ об одном влюблённом человеке, исполненном благородства и достоинства, который дважды после смерти любимой покушался на самоубийство, но через год был встречен с молоденькой женой в многолюдном зале, где он весело говорил, играя в карты.

Единственным желанием Афанасия Ивановича, услышавшего однажды, как он утверждал, зов Пульхерии Ивановны и после этого быстро истаявшего, как свечка, было то, чтобы его положили возле жены, чувство к которой не угасло в нём до самой кончины.

Такие же прочные семейные союзы мы видим у А.С. Пушкина в «Капитан ской дочке». Семья Мироновых и семья Гринёвых как два прекрасных дерева, которых видно по плодам. Их дети: и Петр Андреевич Гринёв, и Мария Ивановна Миронова, воспитанные по заповедям Божиим, – видели постоянно пример родителей. «Вместе жить – вместе и умирать» – эти слова Василисы Егоровны, жены капитана Миронова, несмотря на смертельную опасность, не оставившей мужа во время приближения мятежников, можно отнести и к той, и к другой семье. Дети воспитывались в беспрекословном послушании родителям, им даже в голову не могло прийти спорить с отцом или матерью. Они твёрдо знали, что почитающие родителей «долголетны и благополучны будут на земле». Поэтому и были счастливы, соединив свои судьбы. Пётр Гринёв и Маша Миронова жили в семьях, которые дали обоим истинно православное воспитание и были для них идеалом семейной жизни. Супружескую верность и глубокое уважение родителей друг к другу они видели с самого детства. Как благословили их родители, так они и жили: берегли честь смолоду и во всём уповали на Бога.

Обратимся ещё к одному произведению Пушкина – роману «Евгений Онегин». Почему автор так любит свою героиню – Татьяну Ларину?

Немало строф этого романа в стихах Пушкин посвятил женщинам дворянского круга – светским дамам. Уже в самом начале перед нами проходит вереница образов: «кокеток записных», «милых дам», «очаровательных актрис», в том числе балерин, о которых Пушкин восклицает: «Мои богини!» Надменных, но обманчивых волшебниц, «причудниц большого света», которые «так непорочны, так величавы, так умны, так благочестия полны, так осмотрительны, так точны, так неприступны для мужчин»… «Красавиц недоступных, холодных, чистых как зима», а также искусниц завлекать мужчин в свои сети.

А вот и Ольга Ларина: «Всегда скромна, всегда послушна, всегда как утро весела»… И, наконец, Татьяна, её старшая сестра – полная противоположность Ольге: молчаливая, задумчивая, много читавшая, к сожалению, без хорошего руководителя в этом занятии. Онегин сразу отметил эту девушку, но много повидавший, разочарованный в женщинах «модный тиран» не смог по достоинству оценить её. А главное – он вовсе не собирался создавать семью, считая, что ничего не может быть скучнее. Восемь лет провёл он в «вихре света», с ранней юности живя бездумно, очаровываясь и разочаровываясь, и немудрено, что впал, наконец, в ужасную хандру, проще говоря, в уныние.

Как могла поступить в этой ситуации отвергнутая Татьяна? Чувство к Онегину было сильным, глубоким, и надолго, как мы знаем, сохранилось в её душе. Поэтому она могла не внять мольбам матери, не послушаться её совета устроить семейную жизнь. Но она пошла по пути послушания родителям – это путь, заповеданный Богом.

Став женой генерала, участника войны 1812 года, Татьяна должна была окунуться в жизнь высшего света, хотя душой стремилась к прежней уединённой жизни в деревне. Но она осталась такой же, как была, несмотря на изменившиеся обстоятельства, а это свойственно только цельным натурам. На светских раутах выглядела естественно, «была нетороплива, не холодна, не говорлива, без взора наглого для всех, без притязаний на успех, без этих маленьких ужимок, без подражательных затей – всё тихо, просто было в ней». «Беспечной прелестью мила», она превзошла всех светских красавиц, даже, как говорит Пушкин, блестящую Нину Воронскую, которая, сидя рядом с Татьяной, «мраморной красою затмить соседку не могла, хоть ослепительна была».

Именно такими рисует настоящих, идеальных, можно сказать, женщин в своей книге «О воспитании девиц в духе истинно христианском» писатель и педагог глинский иеромонах Порфирий (Левашов). Чистая совесть, вера, умение в любых обстоятельствах оставаться покорной своей судьбе, с молоком матери усвоенный Закон Божий: семья священна, преданность супругу необходимо сохранять до конца дней своих, – сияли из глубины её души, и все окружающие невольно проникались к ней уважением и любовью:

К ней дамы подвигались ближе,

Старушки улыбались ей,

Мужчины кланялися ниже,

Ловили взор её очей.

Девицы проходили тише

Пред ней по зале…

И читатель, прощаясь с любимой героиней Пушкина, верит, что такая женщина сумеет с Божьей помощью остаться чистой и незапятнанной.

Т.А. Шевченко,

учитель русского языка

и литературы высшей категории

Источник:      Журнал "Глинские чтения" январь-февраль 2008 г.