НЕДОУМЕННЫЕ ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ НА НИХ

НЕДОУМЕННЫЕ ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ НА НИХ

(Продолжение. Начало см.: «Пастырь», 2008, май )

Нужно обратить внимание и на то, что Святейшим Синодом разрешено соборное служение Литургии несколькими священниками, без диакона, каковое по местам совершалось и совершается. Кто при таком соборном служении должен нести дискос с хлебом вместо диакона? Дискос с хлебом должен предшествовать, ибо а) таков устав Церкви, и б) в словах Спасителя к иудеям (Ин. 6, 53): Аще не снесте Плоти Сына Человеческаго, ни пиете Крове Его, живота не имате в себе — плоть предшествует крови; равно и на Тайной вечери, в беседе с учениками (Мф. 26, 26): Прием Иисус хлеб и благословив преломи, и даяше учеником, и рече: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И прием чашу и хвалу воздав, даде им, глаголя: пийте от нея вси: сия бо есть Кровь Моя Новаго Завета — хлеб предшествует чаше. По простому соображению можно думать, что дискос с хлебом должен взять первенствующий в соборном служении. Далее — как нести его? Если бы первенствующий поставил дискос на голову, то это или послужило бы действительно к уничтожению другого вида Таинства, заключающегося в потире (в утверждение предубеждения о предпочтении), или износящего таким образом вместо главенства в соборном служении поставило бы на степень диакона. Если бы, сохраняя свое положение, первенствующий взял потир, а дискос — с поднятием на главу — второй священник, не предшествующий первому, то этим разрушился бы весь строй церковный, в противоречие с приведенными местами из Священного Писания, и священник, кроме того, поставил бы себя ниже диакона, идущего впереди, а если бы второй священник с дискосом на главе пошел впереди, то или уронил бы свое священство, приравниваясь к диакону, или уронил бы значение первенствующего. Из этой дилеммы выход тот, что первенствующий в соборном служении должен обеими руками взять дискос, без возношения его на голову, второй священник — потир и так далее. Да и самое внешнее положение священника не говорит в защиту обычая возлагать дискос на главу. В положении священника, возложившего дискос на главу, видится какая-то ненормальность в теле, искривленность корпуса, особенно если он от природы или от болезни или от старости не имеет нужной гибкости в плече. А праздничные ризы, с оплечьями на упругой подклеенной подкладке, подпирая горло священника, давят его, душат и делают положение его затруднительным, даже опасным. Напротив, вид священника, износящаго дискос и потир в обеих руках, держа их равномерно, истовее выражает и вид креста, и образ Распятаго на нем, что вполне соответствует значению великого входа.

Другой недоуменный вопрос, требующий разрешения: должен ли священник без диакона кадить во время чтения Апостола, когда ему Уставом указано: «седети во стране горняго престола, из южныя страны»? Обычаем принято, оставляя сидение, кадить. Вопрос сводится к тому же, что сказано и о великом входе, именно: прилично ли первенствующему исправлять диаконскую должность каждения, когда меньшие будут восседать? Если же младший стал бы кадить, когда прочие восседают, то не унизил бы он себя до равенства с диаконом? То же должно сказать и о каждении во время Херувимской песни. В «Церковном вестнике» по поводу этих недоуменных вопросов дается такое разъяснение.

Относительно первого вопроса нужно заметить следующее: различие иерархических степеней — пресвитерской и диаконской, — на котором автор основывает решение этого вопроса, в действительности не имеет решающего значения. Церковная практика, следы которой обнаруживаются в древних литургиях, показывает, что в одних церквях потир и дискос переносились одним священником, даже и при сослужении диакона, в других — одним диаконом; в Церкви Армянской право перенесения усвояется преимущественно архидиакону, который при этом держит над головою как потир, так и дискос, а за отсутствием архидиакона то же самое делает священник. Само собой разумеется, что подобные примеры необязательны для Русской Церкви, но не нужно забывать, что в них отражается голос древней практики и дается прозрачный намек на то, почему у нас дискос поднимается диаконом на голову: это делалось в старину, во-первых для выражения почтения, во-вторых, для того, чтобы дискос видим был всеми верующими; требование это, как показывает пример Армянской Церкви, применимо было бы и к потиру, если бы его поднятие на голову не соединено было с неудобствами. Условия не изменяются — будет ли переносить дискос священник или диакон. Дискос должен быть возносим на главу священника, и в таком случае следующее затем снятие его с головы удержит свое символическое знаменование снятия Тела Христа Спасителя со креста, на что прямо указывает произносимая при этом песнь «Благообразный Иосиф». Между внешним действием и его символическим значением необходимо должно быть соответствие. Но, без сомнения, было бы странно видеть в поднятии дискоса на главу какое-либо предпочтение его чаше, и очень жаль, если действительно, как говорит наш автор, существует такое мнение, от которого очень недалеко до ереси. По нашим соображениям, священник может переносить дискос в руках, не на голове, лишь в том случае, если его болезненное состояние не позволяет ему без всякой опасности поднять его на голову. Что касается тяжелых оплечий риз и искривленности тела, то эти неудобства, как согласится, вероятно, и автор, не имеют особенной важности; ссылка на Прежде-освященную литургию также ничего не доказывает, и молчание не есть доказательство.

В решении второй половины вопроса о перенесении потира и дискоса, при служении нескольких священников, без диакона, мы также не согласны с автором. Если автор полагает, что «хлеб предшествует чаше» и потому дискос следует нести первому священнику, а чашу — второму, то это совсем не подтверждается Священным Писанием. Правда, в Евангелиях от Матфея и Иоанна сперва идет речь о хлебе, потом и о вине; но этот порядок не имеет обязательной силы по отношению к великому входу; а что и сами апостолы не соединяли с этим порядком особенного смысла, видно из того, что апостол Павел, в первом Послании к Коринфянам в одном месте говорит о хлебе, потом о чаше (1 Кор. 11, 26), в другом же месте, наоборот, ставит впереди чашу (1 Кор. 10, 16). Мы полагаем, что нельзя изменять древний обычай по личным соображениям, и если при сослужении диакона право несения потира издревле предоставлялось первому священнику, то право это принадлежит ему и при отсутствии диакона; он же вместе с тем должен нести и дискос на голове. При таком порядке сами собою решаются казуистические вопросы иерархического местничества и чинопочитания и устраняется необходимость введения в церковную практику новых порядков.

Второй из предложенных автором вопросов — о каждении — явился под влиянием той же неправильно истолкованной идеи о правах и преимуществах иерархических степеней. Если не унизительно для священника произносить, за отсутствием диакона, ектении, то не унизительно и кадить первому священнику, хотя бы остальные сидели. Сам архиерей, после малого входа, «кадит и сущия во алтари, стоя пред святою трапезою». При излишней ревности к преимуществам священника в вопросах практических придется, за отсутствием диакона, отказаться от Литургии. Около 600 лет тому назад подобные вопросы предложены были Саранским епископом Феогностом Константинопольскому Патриаршему Собору (1276 года), а именно: «аще подключит ся святителю служити литургию, а не будет диакона, а попов будет много, нельзя ли будет ему служити»? Ответ: «аще будет нужда, а не будет диакона, да поет с попы». Другой вопрос: «аще будут попове мнози вместе, а не будет диакона посреди их, достоит ли им служити?» Ответ: «достоит: един из них поп ектению молвит, во алтари стоя, а вон не выходя» (Русск. истор. библ. V1, 132-133). Итак, собор иерархов в Константинополе не считает унизительным для священника произношение ектений. Но спустя одно столетие митрополит Киприан в поучении новгородскому духовенству о церковных службах дает, по-видимому, противоположное решение, когда говорит: «а что есте вопросили, аще коли диакон не пригодится, а надобе многим попом пети вместе, чтобы от попов которому младшему диаконовати; несть в поповстве ни младости, ни старости... А коли бы то было, чтобы попу диаконовати, ино будет не поп, ни диакон, того для нельзя будет так быти; поп есть поп, а дьякон — дьякон, а коли не пригодится дьякона, и поп служит один» (там же, стр. 236-237). Эти два решения признавались иногда совершенно противоположными («Руководство для сельских пастырей», «Воронежские епархиальные ведомости», «Полтавские епархиальные ведомости», 1871 г., № 16, август, стр. 820, 821 и 622), но такое истолкование их едва ли верно. Иерархи Константинопольского Собора и митрополит Киприан решают разные вопросы. Первые говорят о возможности замены диакона священником, причем последний не превращается совершенно в диакона и произносит ектении не на амвоне, но в алтаре. Последний же отвечает на вопрос: может ли младший священник, хотя бы на некоторое время, например, для одной Литургии, стать диаконом, отказавшись от своих пресвитерских прав. Но полагать надо, что если бы митрополиту Киприану предложен был частный вопрос о произнесении священником ектений или о каждении, то он не ответил бы отрицательно. Обсуждая эти вопросы, мы обратились за дружеским советом к знатоку богослужебной практики отцу протоиерею К. Никольскому и получили от него следующие ответы. В практике церковной такой обычай: если два священника, без диакона, служат панихиду, то каждый из них вместо диакона произносит ектению и после нее возглас; но не бывает так, чтобы один священник произнес ектению, а другой после него возглас. Таким образом, хотя каждый священник служит за диакона, но так, что не исполняет для другого священника обязанности диакона. И если два священника служат Литургию, то дискос и потир должен нести один священник, как если бы он один служил без диакона, как носит на Преждеосвященной литургии. Дискос должен быть возносим на главу священника, и только соединенные с этим неудобства могут до известной степени оправдывать иную практику.

О совершении проскомидии в полном облачении

Преосвященный Дионисий, епископ Уфимский и Мензелинский, обратился к Уфимской Духовной консистории с предложением следующего содержания: «Замечено мною и в селах и в городах здешней епархии, что некоторые священники не только отступают от церковного устава в совершении вечерних и утренних священнослужений, но большинство священников, не исключая заслуженных и почетных, дозволяют себе совершать проскомидию без фелони. В чине священной и Божественной литургии изложены все подробности, как приступать в совершать проскомидию: сперва читаются обычные входные молитвы пред царскими вратами и бывает целование святых икон. По входе же в алтарь и целовании святого Евангелия и престола начинается облачение с чтением особой молитвы на каждую вещь; в заключение всего священник приемлет фелонь и, благословив, целует, глаголя сице: «священницы Твои, Господи...»; затем, умыв руки, он по прочтении молитвы приступает к проскомидии в полном облачении. Кто же и когда дал власть священникам совершать проскомидию без фелони? Нерадивые и ленивые священники сами изволили это искажение церковного чина, забывая, что проскомидия есть начальная часть Литургии и должна совершаться по предписанному в Служебнике чину без изменения. Не странно ли бы было видеть, если бы священник вышел без фелони на малом и большом выходе в Литургии? Не только странно, даже сочли бы такового не в здравом уме, если бы кто дерзнул отважиться на такой неразумный поступок. Таковыми же кажутся мне и те, которые дозволяют себе совершать проскомидию без фелони, не в полном облачении. Пусть каждый священник проверит себя в совести своей: правильно ли поступает он, совершая проскомидию без фелони? Для искоренения сего обычая считаю нужным дать знать всем протоиереям и священникам здешней епархии, чрез напечатание в «Епархиальных ведомостях», чтобы они совершали проскомидию по чину, изложенному в Служебнике, в полном облачении, а не без фелони, как многие дозволяли себе доселе; если же кто и после сего отважится отступать от положенного чина служения, то подвергнут будет строгой ответственности за нарушение правил святой Церкви».

Правильно ли поступают некоторые священники, когда при соборном служении во время совершения проскомидии приходят к жертвеннику и сами за здравие и за упокой вынимают из просфор частицы и полагают потом на дискос?

В 5-м номере «Церковного вестника» 1888 г. на этот вопрос дается отрицательный ответ, так как в Служебнике прямо сказано, что «при соборном служении действо проскомидии один иерей токмо да творит и глаголет изображенная; прочие же служители ничтоже проскомидии особно да глаголют». Но в 31-м номере того же журнала помещена по данному предмету обширная заметка другого автора, который находит, что такое решение нельзя признать окончательным, не допускающим никаких возражений.

Вопрос заключается в том, может ли и имеет ли право и власть каждый из соборно служащих священников во время совершения одним из них проскомидии подойти к жертвеннику и, взяв просфору заздравную или заупокойную, вынимать из нее частицы, поминая, «их же хощет, живыя же и умершия»? Не спрашивается, может ли он самое «действо» проскомидии совершать и изображенная глаголать, а только может ли сам, своею властию, поминать, «их же хощет», и вынимать частицы за здравие и за упокой? Вопрос этот взят, без сомнения, из новой церковно-богослужебной практики и поставлен в число вопросов недоуменных именно потому, что в Служебнике иерейском находится правило, по-видимому, совершенно противоречащее этой практике. Правило гласит: «При соборном служении действо проскомидии един иерей токмо да творит и изображенная глаголет, прочие же служители ничтоже проскомидии особно да глаголют». А повсеместная и общепринятая практика наглядно указывает, что все соборно служащие или каждый порознь или один за всех (особенно при архиерейских богослужениях, во время часов, когда проскомисавший иерей находится на средине храма) поминают живых и умерших, вынимая частицы из просфор заздравной и заупокойной, а равно и из тех, которые в это время подаются на проскомидию усердствующими христианами. Откуда же могло возникнуть такое, во всяком случае, прискорбное, противоречие между существующим правилом и его исполнением, между теорией и практикой?

Из книги схиархимандрита Иоанна (Маслова)

«Недоуменные вопросы пастырской практики»

Источник:      Журнал «Пастырь»: июнь 2008 г.