АПОСТОЛ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

АПОСТОЛ НАШЕГО ВРЕМЕНИ

От редакции

Многие сведения для этой краткой биографической справки заимствованы с сайта: http//www. metropolit-anthony.orc.ru/biograf.htm

4 августа 2008 года исполняется пять лет со дня перехода в вечность одного из самых пламенных проповедников Евангелия и выдающихся духовных наставников — митрополита Сурожского Антония, чье имя широко известно в христианском мире. Владыка Антоний — в миру Андрей Борисович Блум (Bloom) — родился 19 июня 1914 г. в Лозанне (Швейцария), в семье сотрудника русской дипломатической службы. Предки по линии отца — выходцы из Шотландии, обосновавшиеся в России в петровское время; по матери он состоял в родстве с композитором А. Н. Скрябиным.

Раннее детство будущего митрополита прошло в Персии, где его отец был консулом. После революции 1917 г. семья оказалась в эмиграции и в начале двадцатых годов прошлого века осела во Франции. Мальчик рос вне Церкви, но «лет пятнадцати» пережил личную встречу со Христом, когда впервые в жизни принялся за чтение Евангелия от Марка (см. подробнее: «Без записок». Антоний, митрополит Сурожский. Труды. М., 2002, сс. 256-259). После средней школы Андрей Блум окончил естественный и медицинский факультеты Сорбонны.

Родиной владыка всегда считал Россию, которую горячо любил и с которой даже в самые тяжелые времена поддерживал плодотворную связь, до конца своей жизни оставаясь в Московском Патриархате. В 1931 г. он был посвящен в стихарь для служения в храме Трехсвятительского подворья в Париже; 10 сентября 1939 г., перед уходом на фронт хирургом французской армии, тайно дал монашеские обеты; 16 апреля 1943 г. был пострижен в мантию своим духовником и настоятелем подворья архимандритом Афанасием (Нечаевым). Во время немецкой оккупации — участник движения Сопротивления и врач в антифашистском подполье.

Медицинскую практику продолжал до осени 1948 г., когда был рукоположен митрополитом Серафимом (Лукьяновым) во иеродиакона, а затем во иеромонаха и направлен на пастырское служение в Англию. С декабря 1956 г. — настоятель лондонского храма в честь Успения Божией Матери и Всех святых. 30 ноября 1957 г. хиротонисан во епископа Сергиевского, викария Патриаршего Экзарха в Западной Европе. В октябре 1962 г. возведен в сан архиепископа и назначен на Сурожскую епархию, образованную тогда на Британских островах. Более полувека неустанная деятельность владыки была посвящена распространению Православия в Великобритании и Ирландии.

27 января 1966 г. он был возведен в сан митрополита и утвержден в должности Экзарха Патриарха Московского в Западной Европе, которую исполнял до весны 1974 г., когда было удовлетворено его прошение об освобождении от этих обязанностей. За время служения владыки Антония в Великобритании там постепенно выросла многонациональная епархия со своим уставом и обширной деятельностью, куда со всех концов земли приезжали христиане или люди, ищущие Бога, для встречи с замечательным пастырем.

Большое число проповедей и бесед владыки, записанных в свое время на магнитофонную пленку, теперь опубликовано и переведено на многие языки. Они широко издаются и пользуются благодарной любовью читателей. Его приезды на родину становились значительным событием. Самиздатские сборники его проповедей и бесед о Евангельской любви расходились далеко за пределы Москвы и имели тогда громадное значение.

Митрополит Антоний — почетный доктор богословия Абердинского университета (1973) и факультетов Кембриджа (1996), а также Московской Духовной Академии (1983) — за совокупность научно-богословских трудов. 24 сентября 1999 г. Киевская Духовная Академия присудила ему степень доктора богословия honoris causa. Он был также удостоен многочисленных наград.

Еще при жизни владыку многие считали современным святым, о чем говорит и заглавие вышедшей в Англии интересной, но содержащей немало серьезных неточностей книги Гиллиан Кроу «Этот святой человек». Впечатления о митрополите Антонии (Gillian Crow. «This Holy Man». Impressions of Metropolitan Anthony. London, 2005).

Владыка часто повторял, что он «не богослов», так как не получил соответствующего образования, но его слово заставляет вспомнить святоотеческое определение: богослов — тот, кто знает Бога Самого...

Православный кинорежиссер Валентина Матвеева создала несколько хороших фильмов о митрополите Антонии и его лондонском приходе. Два из них — «Апостол любви» (2004) и «Апостол любви. Выбор пути» (2005) — стали лауреатами Международного фестиваля православного кино «Покров». Недавно ею выпущен фильм «Встречи в России» (2007), посвященный визитам владыки на историческую родину; об одном из них речь идет и в публикуемом нами тексте.

Редакция журнала «Пастырь» с любезного согласия монахини Ксении (Соломиной-Минихен) — духовной дочери митрополита Антония — предлагает читателям воспоминания о встречах с владыкой и о переписке с ним.

«Я люблю тебе писать!..»

Ниже печатается отрывок из воспоминаний о моем духовном отце, митрополите Сурожском Антонии, над которыми я продолжаю работу. В текст включены девять писем владыки, его радиограмма и важная записка. Кроме того, я делюсь размышлениями о его последнем, большом, деловом письме, им мне врученном при личной встрече, которое не может быть обнародовано. Из него цитируются лишь отдельные строки.

В интервалах между письмами даны необходимые пояснения для более полного понимания каждого из них. Надеюсь, что публикация этих замечательных писем принесет людям радость и, быть может, вдохновит еще кого-нибудь на обнародование хотя бы малой части эпистолярного наследия владыки.

Основой для моих воспоминаний служат многолетние и подробные дневники, которые я вела с первого до последнего контакта с митрополитом Антонием, обычно записывая все наиболее важное сразу после наших встреч, чтобы впечатления от них сохранить и для себя, и для будущих поколений.

Впервые я увидела владыку Антония в ленинградских храмах в начале 70-х годов. Запомнилось стояние в длиннейшей очереди — к нему на помазание, его душу пронзающий взгляд и слова молитвы: «Святителю отче Николае, моли Бога о нас!..» Никогда не забыть и того, как в другой церкви я стояла на паперти зимой в небольшой группе верующих, продрогшая, в неказистом «советского пошива» пальто, а владыка вдруг вышел после службы в одном подряснике, на миг остановился против меня, благословил, и я впервые услышала столько раз за годы наших будущих встреч повторенные им слова: «Христос с тобой!» Немного отошел и был на момент один, а я, неотрывно всматриваясь в него, увидела в его горящем взоре, устремленном к небесам, ликующую радость.

Осенью 1974 года мне стало известно, что владыка будет в Москве, и я уговорила свою подругу-филолога Тамару Артемьеву поехать туда из Ленинграда в надежде на встречу с ним. Мы обе дружили с Аленой и Таней Майданович, я читала распространявшиеся ими в самиздате проповеди и беседы митрополита Антония, которые в январе 1969 года привели меня к тайному Крещению. Тамара же еще не была крещена, и духовная ее ситуация была необычной. Эта талантливая молодая женщина недавно пережила огромный удар: неожиданную гибель любимого ею человека, утонувшего в Крыму. Приехав в Москву, я написала об этом митрополиту Антонию и передала письмо через Таню Майданович, которую многие считали его секретарем. После беседы с Тамарой владыка благословил ее на Крещение, состоявшееся в Москве, и Таня стала ее крестной.

Тамара рассказала мне о том, как много радости дала ей встреча с владыкой. Упомянула при этом, что он, беседуя с ней, светло ей улыбался, хотя было заметно, что ему приходилось преодолевать сильную боль в спине. Этот недуг был пожизненным: то затихал, то снова давал знать о себе из-за вывихнутого в детстве позвоночника. Однажды я спросила владыку, как это случилось, пообещав никому больше не говорить. «Да тут нет никаких секретов», — ответил он и рассказал, что в детстве очень гордился тем, что никто из товарищей не мог согнуть его, когда он стоял прямо. В очередной раз один из мальчиков попытался сделать это, охватив его по талии кольцом своих рук и все увеличивая нажим на позвоночник. Когда Андрюша Блум сказал: «Хватит!» — не послушался и нажал еще сильнее, «сломав что-то в позвоночнике», по словам владыки. Было тогда Андрею «лет девять». И, себя обвиняя в случившемся, владыка произнес устало и мрачновато: «Вот, не гордись!» Как потом сложилась жизнь этого мальчишки, он не знал и пытался меня уверить, что «не такая уж страшная это была трагедия».

Тамара обратилась к митрополиту Антонию с просьбой, казавшейся мне дерзкой и «невозможной»: она попросила в подарок его личный экземпляр Библии!.. Мне думалось, что владыке было совсем нелегко расстаться с ним, но он — подарил. Тамара позволила мне подержать эту книгу в руках и прочесть дарственную надпись, сделанную на титульном листе мелким, красивым почерком: «Радуйся, Тамара, и светись тихим светом невечерним». Слова эти напомнили мне о том, что в одной из утренних молитв к Богоматери есть строка: «Яже Свет невечерний родшая, душу мою ослепшую просвети». А митрополит Антоний в беседе «О евангельском благовестии» цитирует слова о Христе из утрени Великой субботы: «О Свет невечерний, как Ты угасаешь?» (см. во многих молитвословах седьмую утреннюю молитву ко Пресвятой Богородице, а также: Антоний митрополит Сурожский. Труды. М., 2002, с. 543.)

В том же первом письме к владыке я поделилась и личными переживаниями: мне предстоял брак с молодым американским профессором Майклом Минихеном, переводчиком на английский язык книги Константина Мочульского о Достоевском (К. Мочульский. Достоевский. Жизнь и творчество. Париж, 1947. В английском переводе: Dostoevsky. His Life and Work. By Konstantin Mochulsky. Translated by Michael A. Minihan. Princeton Univ. Press, 1967). Я опасалась за состояние своей мамы, крайне тяжело переживавшей надвигавшуюся разлуку со мной. Положение омрачалось еще и неизлечимой болезнью Майкла: у него был рассеянный склероз. Я спрашивала, благословит ли владыка мой отъезд в Соединенные Штаты, и каялась в том, что медленными и неверными шагами иду навстречу зовущему меня Господу. На это письмо митрополит Антоний через несколько дней дал устный ответ в Музее имени Андрея Рублева, куда и я была приглашена, так как там работал мой дорогой друг, Валерий Николаевич Сергеев, уже несколько лет неутомимо способствовавший укреплению моей веры во Христа.

Попытаюсь теперь передать впечатление от встречи с владыкой, о котором я рассказывала и в письме, и при беседах в Лондоне ему самому. До того времени мне никогда не приходилось видеть, как реставрируют иконы, и я с затаенным дыханием наблюдала за работой музейных реставраторов. Вдруг раздался чей-то возглас: «Владыка приехал!» — и все устремились к нему навстречу. Я, волнуясь, шла одной из последних, опустив глаза в землю. Приближаясь к митрополиту, стоявшему с посохом по левую руку от меня, услышала тихо произнесенные слова: «Здравствуй, Наташа!». Мелькнула мысль о том, уж не начались ли у меня слуховые галлюцинации: как он догадался, что это именно я? Мгновенно решила просто пройти мимо него, но он громче повторил то же приветствие. Уверившись, что все происходит на самом деле, я порывисто обернулась к нему, шагнула навстречу, и он сразу благословил меня очень широким крестом. Могла ли я тогда думать, что это — не единственная наша встреча, что их будет много и они растянутся почти на три десятилетия?.. Могла ли предполагать, что не раз напишу ему из Америки, а он ответит на все мои письма, кроме тех, по получении которых я просила только молиться? Молитвы его были очень сильны. Они приносили мне, несмотря на разделявшие нас тысячи миль, неземной мир и духовные утешения, нередко погружая меня в созерцательное молчание на многие-многие часы...

Однажды я, жалея его, обременненного недугами, перегруженного работой по епархии и беседами со множеством людей, попросила не посылать мне писем. В ответ он тихо и ласково произнес дорогие мне слова, которыми озаглавлен этот отрывок из воспоминаний: «Но я люблю тебе писать!..»

Владыка долго пробыл в Рублевском музее. Кто-то попросил его рассказать о себе. Подобный автобиографический рассказ существует теперь в записи на магнитофонную пленку, а та его версия, о которой здесь идет речь, относится к ноябрю 1974 года. Она случайно оказалась «датированной» самим митрополитом, так как дня через два после нее владыка через Таню Майданович передал для меня подарок: маленькую Владимирскую икону Богоматери, символично завернутую в белый капроновый плат. На ее тыльной стороне он написал: «В благословение и на радость. 24 ноября 74 г. М. Антоний». (К сожалению, с течением лет надпись, сделанная чернилами, стала еле-еле видной!..) Это было благословение на брак, оказавшийся — с мирской точки зрения — чрезвычайно трагическим: радость в нем была, но только духовная. Господь всегда, как я теперь понимаю, вел меня к монашеству.

На тайное Крещение я решилась, пережив личную встречу со Христом, несколько напоминающую ту, которая произошла у юного Андрея Блума при чтении Евангелия от Марка (Владыка часто рассказывал об этом. См., например: «Без записок». Антоний, митрополит Сурожский. Труды. М., 2002, сс. 257-259), и потому каждое слово о ней владыки, услышанное у рублевцев, западало в душу особенно глубоко.

Навсегда запомнились зверские ежедневные избиения новичка Андрюши старшими учениками в течение всего первого года жизни во французском лицее. Поразило и то, что он, тогда восьмилетний мальчик, «дал себе зарок» не говорить об этом ни слова матери, чтобы ее не огорчать, и она впервые узнала обо всем, когда ему было уже «лет сорок пять, когда это уже было дело отзвеневшее» (там же, сс. 248-249)… До глубины души потряс меня обморок владыки Антония через много лет в поезде метро, когда он услышал, как объявили название станции, на которой он когда-то сходил, чтобы добраться до лицея после выходных: по его собственному признанию, он вовсе не был человеком «истерического типа». У меня тоже было жестокое детство, и потому, через четверть века заговорив с митрополитом о нашей встрече в музее, я упомянула и старших лицеистов, и его обморок, а владыка, стараясь смягчить мою сердечную боль, мужественно пытался оттенить тот факт, что избивали-то его ведь «только один год!..»

Когда митрополит Антоний начал отвечать на вопросы собравшихся, то заметил и мою робко поднятую руку и дал возможность сказать о том, что моя незамужняя жизнь походит на адский котелок (молча понимающе кивнул), а теперь мама в крайней скорби по поводу моего предполагаемого отъезда в Соединенные Штаты. Спросила: могу ли я на это решиться, если разлука со мной ее убивает? — И тут случилось нечто, для меня неожиданное: лицо владыки на глазах осунулось, стало совершенно аскетическим, он весь ушел внутрь и только через некоторое время, из глубин молитвенного молчания, ответил мне. Благословляя мой отъезд, сказал, что «никто не вправе душить чужую жизнь» и что мама не всегда будет так сильно горевать.

Настало время расставаться. Мы один за другим подошли к митрополиту, и он каждого благословил. (Открыто заявлять о своей вере было тогда еще далеко небезопасно...) Потом я оказалась в небольшой группе провожавших — совсем рядом с ним, собиравшимся уходить. Когда он уже надел клобук, спросила: «Владыка, Вы могли бы мне что-нибудь подарить на память? Мне все равно что — хоть спичечный коробок!..» (Многим были хорошо известны его бедность и нестяжательность.) Oн молча окинул меня глубоким взором, протянул ко мне руку, мягко обхватил ею мое запястье, на краткий миг резко сжал его и отпустил. Я не проронила ни слова, но в тот момент ощутила, как огонь Святого Духа прошел и по руке, и через меня всю с головы до ног. Вот что решил он дать мне в подарок перед разлукой, быть может, уже извещенный Господом о моем будущем монашестве. Так я опытно удостоверилась в том, что он духоносен. Позднее мне не раз пришлось снова убеждаться в этом, когда возложением рук он в каждый приезд мой в Лондон исцелял меня от очень тяжелых заболеваний.

Когда я поделилась всем пережитым в Рублевском музее с самим владыкой, он молча выслушал и очень добрым голосом шутливо посоветовал: «Тебе надо начинать детские сказки писать!» Потом добавил: «Без твоей веры и моего дышла ничего бы у нас не вышло!» И в ответ на мой вопросительный взгляд рассказал историю, услышанную им от какого-то епископа. Вот ее содержание, как оно мне запомнилось. Одна больная барыня попросила своего кучера, отправлявшегося во Святую Землю, привезти ей оттуда частицу Креста Господня, надеясь получить от нее исцеление. Кучер поехал. Путешествовал, путешествовал — о просьбе барыниной совсем позабыл. Вспомнил только, когда назад вернулся. Думает: «Что ж теперь делать?» И вдруг увидел на земле рядом с лошадьми маленький обломочек от дышла (дышло — оглобля между двумя лошадьми, прикрепляемая к передней оси повозки при парной запряжке.).

Подобрал его, завернул, принес барыне, чтоб она не прогневалась. Барыня поправилась и его поблагодарила. А он ей в ответ: «Да без твоей веры и моего дышла ничего бы у нас не вышло!» Приписав все случившееся в музее одной моей вере и стремясь со свойственной ему глубокой скромностью затенить свою духоносность, митрополит Антоний вновь повторил мне слова ямщика. Я только улыбалась в ответ. Потом упомянула о чем-то, недавно прочитанном в «Прологе» (The Prologue from Ochrid. Lives of the Saints and Homilies for Every Day in the Year. By Bishop Nikolai Velimiroviс. (Translated by Mother Maria). Birmingham, 1985-1986.), который владыка любил, а он заметил, сделав меня счастливой: «Это история более возвышенная и более тебя достойная». В одну из поздних наших встреч, стараясь вывести его из удрученного состояния, показать, сколько он сделал для нас, я опять, среди других тому подтверждений, напомнила и о его бесценном подарке, «врученном» мне у рублевцев. На сей раз он, просветлевший, воспрянувший духом, ничего мне не возразил.

Монахиня Ксения (Соломина-Минихен), США

(Продолжение следует)

Источник:      Журнал «Пастырь»: май 2008 г.