«ВСЕБЛАЖЕННЫЙ АРХИЕРЕЙ»

«ВСЕБЛАЖЕННЫЙ АРХИЕРЕЙ»

Священномученик Фаддей (Успенский) — «посланец» Патриарха Тихона несколько лет добирался до места своего назначения — Астраханской кафедры. Тюрьмы, ссылки — и только в декабре 1923 года, в праздник иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», вступил он на астраханскую землю в стареньких заплатанных сапогах, с потертым саквояжем и дорожным узелком в руках. «Всеблаженный архиерей» — так называл владыку Фаддея московский старец Георгий (Лавров).

Когда сердобольные прихожане принесли владыке новые теплые сапоги, он тут же отдал их нищим. Скоро весь город говорил о новом архиерее как о человеке не от мира сего, который почти ничего не ест, целый день проводит в церкви, по ночам что-то пишет, а спит чуть ли не на голых досках...

Ореолом святости владыка Фаддей был окружен еще до Астрахани. Даже униаты считали его святым и тайком ездили к нему. Антонин (Грановский), для которого вообще не существовало авторитетов, называя владыку Фаддея «праведником и святой жизни человеком», рассказывал, как его, Антонина, больного белокровием, владыка поднял со смертного одра своими молитвами и терпеливым уходом.

В домах многих верующих, в переднем углу, вместе с иконами находились фотографии владыки Фаддея. Сам Патриарх Тихон в беседе с людьми не раз называл архиепископа Фаддея (Успенского) святым, «чудом нашего времени», и рассказывал о письмах митрополита Кирилла (Смирнова), которые он присылал Патриарху из тюрьмы:

«...Привезли нас во Владимирскую тюрьму с владыкой Фаддеем (Успенским) в один день и поместили в большую камеру вместе с ворами. Свободных коек нет, нужно располагаться на полу, и мы поместились в углу. Страшная тюремная обстановка среди воров и убийц подействовала на меня удручающе, я волновался, переживал и не знал, что с собой делать. Владыка Фаддей, напротив, был спокоен и, сидя на полу, все время о чем-то думал, по ночам молился. Как-то ночью, когда все спали, а я сидел в тоске и отчаянии, владыка взял меня за руку и сказал: «Для нас настало настоящее христианское время, — не печаль, а радость должна наполнять наши души. Сейчас наши души должны открыться для подвига и жертв. Не унывайте, Христос ведь с нами». Моя рука была в его руке, и я почувствовал, как будто по моей руке бежит какой-то огненный поток. В какую-то минуту во мне изменилось все — я забыл о своей участи, на душе стало спокойно и радостно. Я поцеловал его руку, благодаря Бога за дар утешения, которым владел этот праведник...

Владыке Фаддею почти ежедневно приходили от верующих посылки. Получив очередную передачу, владыка отдавал ее старосте камеры, а тот делил содержимое посылки на всех, самому владыке доставалась всегда очень мало... Как-то поступила обычная посылка, владыка отделил от нее небольшую часть и положил под подушку, а остальное передал для дележа. «Сегодня придет к нам наш собрат, — пояснил владыка, — его нужно покормить, а возьмут ли его сегодня на довольствие?» Вечером привели в камеру молодого епископа Афанасия (Сахарова), и владыка Фаддей дал ему поесть из запаса. Я был ошеломлен предсказанием и рассказал о нем новичку...»

Астраханцы, увидев в своем архипастыре, отрешенного от всего мирского, святого человека пошли за ним, как за своим духовным вождем. Они и не подозревали, что в иерархических кругах его еще знали и как доктора богословия. Но для владыки миссия епископа, помимо чисто монашеского духа созерцания, состояла прежде всего в апостольской связи с народом, в назидании верующего сердца. И не случайно за каждым богослужением проповеди он говорил часовые, каждый раз проводил беседы после чтения акафиста, в течение двух лет объяснял Священное Писание, предпринимал апостольские поездки по епархии. Собственный пример — вот главная сила в управлении Церковью архиепископа Фаддея.

И этот «посланец» патриарха Тихона, апостол Христовой истины не считал зазорным ходить в старенькой заплатанной рясе, в потертых, заштопанных сапогах, иметь одно облачение и одну митру. Но он считал зазорным для себя не сказать слова утешения другому, не оказать ему помощи, не выслушать его. Один деревенский батюшка явился к нему прямо с парохода в 6 часов утра. И ничего, был принят через 10 минут...

За все время служения в Астрахани владыка не сказал публично ни одного слова против обновленчества. Но народ без слов обличения понимал правду Церкви, воплощенную в этом божественном сосуде кротости, преданности и полного отречения от всего, что не есть Церковь.

Астраханский идеолог обновленчества Ксенофонт Цендровский, когда приносил покаяние в грехе раскола, сказал: «Долго я коснел в грехе обновленчества. Совесть моя была спокойна, потому что мне казалось, что я делаю какое-то нужное и правое дело. Но вот я увидел владыку Фаддея (Успенского), я смотрел на него и чувствовал, как в душе моей совершается какой-то переворот. Я не мог вынести чистого, проникновенного взгляда, который обличал меня в грехе и согревал всепрощающей любовью, и я поспешил уйти. Теперь я ясно сознавал, что я увидел человека, которому можно поклониться не только в душе, но и здесь, на ваших глазах».

А вот еще один эпизод влияния собственного примера владыки на других. Дьякона Димитрия Попова уволили из прихода за самогоноварение. Отец Димитрий пришел к владыке Фаддею с прошением, чтобы его взяли на службу в другой приход, намереваясь отрицать свою вину как «явную клевету» и опровергнуть обвинение. Но едва переступив порог комнаты, дьякон бросился в ноги архиерею. Владыка смутился: «Что Вы, что Вы, зачем это?» И, наклонясь, стал поднимать его. А дьякон вопил: «Простите меня, владыка святой... я недостойный, окаянный, дьявол меня попутал и завлек в этот грех...» Владыка преподал ему благословение и сказал: «Молитесь Божией Матери, чтобы Она помогла Вам избавиться от этого соблазна».

Позже отец Димитрий говорил: «...Увидев архиерея, я понял сразу, что такому человеку лгать нельзя. Его аскетический вид, большие глаза, кроткие и проникновенные, покоряли и звали к правде Божией...»

Воистину это уже был небесный гражданин здесь, на земле.

Подготовила А.А. Константинова

Источник:      Журнал «Пастырь»: апрель 2008 г.