Об иконографической терминологии

Об иконографической терминологии

С. П. Дорофеева

Выдающийся русский богослов XVI века инок Зиновий Отенский, очень чутко реагировавший на нововведения в богослужебный язык и в иконографию Спасителя, предупреждал об опасности неосмотрительной замены церковнославянских слов на просторечные. Богослов говорил о том, что это приводит к постепенному обмирщению церковного сознания. В XVIII веке М.В. Ломоносов писал: «Сия польза наша, что мы приобрели от книг церковных богатство к сильному изображению идей важных и высоких». Ломоносов обращал внимание современников на глубину и важность церковнославянского языка, уже утрачивавшего свой авторитет в сознании общества, которое повернуло свое внимание не просто на Запад, но во вне, в царство мира сего. Эти опасения пророчески сбылись в полную меру. Наше сознание настолько обмирщилось, что вне богослужебного текста церковнославянский язык забыт. Печально, что он забыт там, где его применение было бы особо необходимо. Речь идет об отношении к православной иконе.

К сожалению, мы применяем по отношению к иконе современные понятия и слова. Все это объясняется нашим измененным сознанием. Но не лучше ли было бы облечь святой образ в драгоценные ризы святых слов?

Чтобы приблизиться к пониманию смысла древнего русского слова, сравним его звучание, его форму, его дух с современным. Например, слово «уста» и слово «рот». Откроем «Церковнославянский словарь» протоиерея Григория Дьяченко. Уста, устна, устне от греческого «стома» — «рот», «губы». «Устная речь» — «речь из уст». Как бы звучали эти слова, в совершенстве переведенные на современный русский язык? «Ротовая речь», «ротная речь». Чувствуете разницу: «речь из уст» и «речь изо рта»? Речь не может ограничиваться только гортанью, языком, зубами и губами. Она идет изнутри, из глубины существа человека, поэтому и нелепо переводить все понятия на уровень физиологии.

В слово «уста» вложен глубокий, емкий смысл. Но самое главное — в нем слышится что-то такое, что словами и не передать. Что звучит в словах: «ланиты», «чело», «власы», «око»? Церковнославянские слова выражают не только смысл предмета, в них выражено и благоговейное, уважительное отношение говорящего. Почему же вложено в древние слова это чувство? Потому что церковнославянский язык — это сакральный язык, несущий библейскую смысловую нагрузку: он говорит о вещах, которые сотворены Богом, о том, что человек с его «главой», «плотью», «очами», «челом», «устами» — дело творчества самого Бога. А на иконе изображены те, к кому мы в первую очередь относимся с благоговением. Мы знаем из учения святых отцов и подвижников, что истинное предстояние пред Богом невозможно без благоговения. Икона учит молитве, учит предстоянию пред Богом.

Не будут ли наши сердца становиться чище и благороднее, а значит — и светлее, если мы своими устами выразим благоговейное отношение к образу Божиему?

Итак, необходимо вернуть по отношению к священному образу соответствующую ему церковнославянскую терминологию и называть изображенное на нем конкретным сакральным языком:

«глава» — а не «голова»;

«лик» — а не «лицо»;

«чело» — а не «лоб»;

«уста» — а не «рот» или «губы»;

«ланита» — а не «щека»;

«нодри» — а не «ноздри»;

«брада» — а не «борода»;

«рамо», «рамена» — а не «плечи»;

«перси» — а не «грудь»;

«перст» — а не «палец»;

«чресла» — а не «поясница»;

«стопа» — а не «ступня»;

«риза» — а не «одежда».

В косвенных падежах слово «очи» склоняется в двойственном числе, например, «очима», но не «очами». Так же склоняются другие подобные слова.

В деяниях Седьмого Вселенского Собора (787 год), утвердившего иконопочитание, говорится: «Что слово сообщает через слух, то живопись показывает молча, через изображение». Пришло время, когда, взирая на образ, молясь перед ним, говоря о нем, мы должны учиться выражать его смысл верным словом.

С. П. Дорофеева, художник-реставратор

Источник:      Журнал "Русский инок" декабрь 2007 г.