В стенах Покровской обители

В стенах Покровской обители

Епископ Вениамин (Милов)

(Из книги "Дневник инока". В настоящее время Московский Покровский монастырь является женским.)

6 декабря 1928 года

Хочу подвести итог годам, проведенным в стенах гостеприимной Покровской обители. Хочу вспомнить милости Божии, излитые здесь на меня.

Покровскому монастырю я обязан частичным освобождением души от беспочвенного сентиментализма, прикосновением к практической жизни, углублением познания личных немощей, близким знакомством с живыми человеческими душами, их страданиями, заблуждениями, ошибками, радостями и утехами. На родину, в отеческий дом, меня никогда не тянуло, не любил я его. По монастырю же скучал и скучаю. Он — колыбель моя по монашеству, родина сердца. Я воспринял в нем два величайших урока: урок благоговения пред Божией Матерью и урок проповедничества.

Помню, когда моя матушка провожала меня в Казанскую духовную академию, то подвела к иконе Царицы Небесной и сказала: «Витя! Я поручаю тебя Божией Матери. Пусть Она управит путь твоей жизни». С того времени в тяжкие мгновения я считал долгом усердно призывать на помощь теплую Заступницу холодного мира. Чтение жизнеописания подвижников благочестия XVIII—XIX веков, их благоговение пред Пресвятой Богородицей еще больше усилили мою веру в заступление и покров Матери Божией над каждым молящимся Ей грешником. 8 июля (21 по новому стилю), в день явления Казанской иконы Божией Матери, я родился, [а впоследствии] был вызван слушать лекции в Казанскую академию, в Благовещение же удостоился пострига и в Благовещение же был возведен в сан архимандрита, лучшие годы московской жизни провел в Покровском монастыре. Так мои жизненные события связаны с именем Царицы Небесной. В течение нескольких лет я участвовал в служении молебнов пред Ее иконой, именуемой «Боголюбская». Болезнь ли удручала меня, мучили ли ошибки поведения, беспокоило ли будущее, боялся ли я человеческого коварства, душа привыкла всегда прибегать к Небесной Заступнице. И упование мое на Божию Матерь никогда не оставалось тщетным. Она слушала мои молитвы пред ужасом ареста и до последнего моего монастырского дня хранила от опасности. Часто по практической малоопытности я предпринимал что-либо безрассудное, делал неверные шаги, способные привести к непоправимым последствиям. Одумавшись, просил Матерь Вышняго Света разрушить мои начинания, и Она снисходила моему безумию, спасала меня от дурных последствий опрометчивости. В своей тяжкой болезни я заказал художнику написать образ Божией Матери, именуемый «Взыскание погибших», умолял Заступницу дать время на покаяние, довести до общения с Господом Иисусом Христом, научить мое неразумие всякому добру. Это прошение также не осталось тщетным. Мне написали Успенскую Плащаницу, сделали фотокопию лика Царицы Небесной с Ее древнего Владимирского образа. Присутствие этих святынь в моей келье живо напоминало мне о духовной близости Божией Матери к людям. Однажды утром я встал после мучительной бессонницы, подошел к фотографии Владимирской иконы и, к своему изумлению, увидел, что полный любви взор Богоматери обращен ко мне, а на устах Небесной Покровительницы сияет небесная улыбка.

Ежедневные служения молебнов с акафистами Богородице, ощущение в сердце и событиях жизни благодатных ответов на молитвы, чтение повествований о чудесных явлениях Богородичной помощи, прославление Царицы Небесной в проповедях, созерцание трепетного благоговения пред Нею окружающих были той прекрасной школой, в которой я учился упованию на помощь Заступницы Усердной. При окончании академии у меня была мечта написать курсовую работу о личности Богоматери. Отговорил делать это профессор В.П. Виноградов, сказавший, что проверка преданий о жизни Богородицы довольно затруднительна и я едва ли справлюсь.

Как мне думается, из-за проповеди о Божией Матери бес накануне праздника Благовещения, не помню в каком году, натравил на меня собаку. Она сильно укусила меня за правую руку. Господь не допустил только повреждения сухожилий. Рана все же была громадная, и я неделю не в состоянии был служить Литургию.

Возгреванию моего благоговения пред Пресвятой Богородицей способствовало и усердное собирание материала для проповедей на Богородичные праздники. Пытаясь вызвать в богомольцах признательность и веру в силу ходатайственной помощи Пречистой Девы, я намащал этими чувствами, прежде всего, свою душу. Глубоко поразил меня рассказ о явлении Богоматери одной умирающей старушке, которая жила у Рогожской заставы. Специально ходил я в тот дом, со страхом смотрел на место, где с полчаса стояла Утешительница скорбящих душ, беседуя с отходящей старицей.

Лучше всего и по-новому раскрыто учение о Богоматери в сочинениях трех святителей Русской Церкви — Филарета, митрополита Московского, Димитрия, архиепископа Херсонского, и Феофана, епископа Тамбовского, впоследствии Вышенского Затворника. Фактически же материал, утверждающий веру в силу и заступничество Богородицы, рассыпан в журнальных статьях, многочисленных изданиях, описывающих жизнь Богородицы, печатающих сказания о явлении Ее чудотворных икон, в Житиях святых и биографиях еще не прославленных отечественных подвижников благочестия, вроде старцев иеросхимонаха Парфения Киевского, Антипы Валаамского, старицы Неониллы Арзамасской и др.

Кроме любви к Божией Матери, из Покровской обители я вынес некоторый опыт проповедничества. Изустно говорить поучения мне было разрешено еще в Яранском Пророчицком монастыре приблизительно на пятнадцатом году моей жизни. Пособием для проповедничества служили мне «Троицкие листки», проповеди Родиона Путятина, Макария, митрополита Московского (алтайского миссионера).

Каких только проповеднических сборников я ни пересмотрел! Отсутствие смирения, молитвы к Богу, напряженной собранности души мешало постижению истинного проповедничества. И кто же дал мне сильнейший толчок к осознанию недостатков собственной речи и надлежащих законов проповедования? Наш иеромонах отец Александр (Малинин), впоследствии епископ Нолинский. Говорил он под нос, чуть слышно, дикцией не занимался. Но людская тяга к нему как к проповеднику была огромная. Железным, плотным кольцом окружал его народ, когда он выходил говорить поучения. Женщины освобождали уши от платков, чтобы расслышать тихо произносимые фразы. Секрет его успеха заключался в необыкновенно детской простоте слова, в темах, взятых буквально из жизни, в искреннем христианском сочувствии горю и нуждам предстоящих. Так как вне храма отец Александр говорил мало, то скопившаяся душевная энергия прорывалась в его речах, и его изустное слово казалось разожженным, раскаленным. Он иногда едва удерживался от слез во время проповеди. Простота же его фраз освобождала слушателей от необходимости напрягать мозг, чтобы понять содержание речи. Проповеди отца Александра писались с помощью благодати Божией в сердцах молящихся, и если не на всю жизнь, то, по крайней мере, на долгие-долгие годы. Потом этот скромный иеромонах обрисовывал в проповедях картины текущей жизни, обличал недостатки каждого и благодаря тому необычайно сильно уязвлял сердца молящихся.

Источник:      Журнал "Русский инок" декабрь 2007 г.