Швейцарский педагог И.Г. Песталоцци (1746-1827)

Песталоцци (Иоганн Генрих Pestalozzi, 1746 - 1827) – знаменитый швейцарский педагог, родом из Цюриха, сын врача.

Биография

Рано лишившись отца, он был окружён в детстве заботами матери. В школе считался неспособным учеником и был предметом насмешек своих товарищей.

Поступив в университет, он имел в виду богословское поприще; но вскоре он начинает думать о нуждах народа, о средствах к их устранению и, чтобы быть ближе к народу, готовится сначала к юридическому поприщу, а затем становится агрономом.

Чтение «Эмиля» Руссо подействовало на Песталоцци с особенною силою. Человек замечательно мягкого характера, до болезненности отзывчивый к людскому горю, Песталоцци волновался и горячился на каждом шагу.

Покинув университет, он приобрёл небольшое имение Нейгоф. Здесь ему хотелось ввести некоторые преобразования в земледелии и познакомить с ними окрестных крестьян. Вследствие полной неспособности Песталоцци заниматься хозяйством, попытка его не дала никаких результатов и привела только к крайне стеснённому материальному положению. Именно в это время он пришёл к мысли, что больше всего в помощи нуждаются крестьянские дети, остающиеся без вся кого призора и воспитания.

При некоторой поддержке местных общин и добрых людей Песталоцци собрал у себя до 50 детей, которым самоотверженно посвятил все свои силы и материальные средства, приучая их летом к полевым работам, а зимою к ремеслу.

Поначалу и это начинание постигла неудача. Родители стали уводить своих детей, как только те получали приличную одежду, или же забирали себе деньги, которые были заработаны детьми. Песталоцци вынужден был закрыть школу, тем более, что у него не хватало средств на её содержание.

Небольшое сочинение Песталоцци, созданное в это время - «Досуги отшельника» (1780) и написанное в виде афоризмов, было встречено читающей публикой не без сочувствия. Песталоцци высказывает здесь все свои основные взгляды, которые он только развивает впоследствии.

Большой успех имело его сочинение «Лингард и Гертруда, книга для народа» (1781). Это рассказ о том, как в одной деревушке получила влияние простая, но толковая женщина, умеющая воспитывать своих детей и убедившая односельчан завести у себя школу. От неопределённых и пылких мечтаний Песталоцци переходит здесь к суровым вопросам жизни: «заткнуть дыру, из которой текут народные бедствия», можно только в том случае, если уровень народного образования будет поднят - но так как у народа нет ни средств, ни сил для устройства громадного числа школ, то образование, по убеждению Песталоцци, прежде всего следует отдать в руки матерей. Для облегчения матерям их задачи необходимо дать им руководство, которое и было написано Песталоцци.

В зрелые годы Песталоцци пришлось вернуться к своей прежней деятельности. Швейцарское правительство, в среде которого были люди, расположенные к нему, предоставило ему здания монастыря урсулинок в Станце, полуразрушенные во время войны. Здесь Песталоцци вновь собрал детей, оставшихся после войны без пристанища. Не имея помощников, он сам должен был справляться с детьми (а их было около ста человек), имевших, мягко выражаясь, не совсем хорошие привычки. Песталоцци был в одно и тоже время начальником заведения, учителем, казначеем, дворником и даже сиделкой. Тем не менее сердечность и душевная привлекательность Песталоцци превозмогли все трудности: вскоре ему стали помогать старшие дети.

Занятия Песталоцци были прерваны совершенно случайно: французским войскам понадобились монастырские здания под госпиталь, и Песталоцци, силы которого в это время были надорваны, вынужден был закрыть школу.

Несколько времени спустя, при более благоприятных обстоятельствах, ему удается открыть школу в Бургдорфе, а затем перенести её в Ивердон, где известность педагога достигает апогея.

Вместе с тем, в Бургдорф и Ивердон являлись проверяющие, чтобы воочию убедиться в целесообразности приемов Песталоцци.

Российский император Александр I также интересовался делом Песталоцци, виделся с ним и отнёсся к нему весьма милостиво.

Последние годы жизни педагога принесли ему много огорчений: помощники его в Ивердоне перессорились, Песталоцци должен был покинуть основанное им заведение и вскоре умер в своём Нейгофе.

Педагогическая концепция

Песталоцци был «народником» в лучшем значении слова.

Последовательнее всего Песталоцци изложил свои педагогические взгляды в книге «Как Гертруда учит своих детей». Основою воспитания должна быть природа человека. В психической жизни человека Песталоцци подмечает пять «физико-механических» законов: закон постепенности и последовательности, закон связности, закон совместных ощущений, закон причинности и закон психической самобытности. Эти законы должны быть применены к воспитанию и обучению, им соответствует наглядность, так как в душевной жизни человека из ощущений и представлений развиваются понятия. Если понятия не имеют этой «подкладки», то они пусты и бесполезны. Наглядность достигается участием всех внешних органов чувств в приобретения и усвоении знаний. Усвоение знаний обнаруживает в человеке троякого рода способность: способность получить образ, соответствующий ощущению, способность выделить его из целой массы образов и способность дать ему определённый «значок». Поэтому основой всякого усвоения, а следовательно и обучения, надо считать форму, число и слово. Знание только тогда можно считать усвоенным, когда оно отлилось в форму, ясно различается от других знаний и получило название.

На этих рассуждениях Песталоцци строит последовательную методику «элементарного преподавания». Обучение слову, форме и числу приводит к необходимости заниматься родным языком, чистописанием, рисованием и арифметикою. Песталоцци даёт очень обстоятельную методику этих предметов, основанную на принципе наглядности.

Основные методические приёмы обучения грамоте, счёту и письму, как они изложены у Песталоцци, стали в настоящее время достоянием мировой педагогики.

Подобно ряду других педагогов, простое накопление знаний Песталоцци считает вредным: знание должно вести к действию.

Верный принципу наглядности, Песталоцци желает, чтобы и навыки, и навыки приобретались тем же путем, как и знания - путём наглядности.

Собрание сочинений Песталоцци вышло ещё при его жизни (Тюбинген и Штуттгарт, 1819 - 26). Новое издание принадлежит Зейфарту (Берлин, 1869 и сл.), который написал одну из лучших биографий П. (Лпц., 1876).

На русском языке избранные педагогические сочинения Песталоцци выходят впервые в «Педагогической Библиотеке», издаваемой Тихомировым и Адольфом (М., 1893 и сл.).

«Исповедь» Песталоцци переведена К. Воскресенским (Рига, 1893).

Сочинения Песталоцци:

«Исповедь»,

«Досуги отшельника» (1780),

«Лингард и Гертруда» (1781-87),

«Как Гертруда учит своих детей» (1801),

«Лебединая песня» (1826).

ВСЁ ДЛЯ ДРУГИХ, НИЧЕГО ДЛЯ СЕБЯ

В 1766 году один двадцатилетний юноша полюбил девушку и решил предложить ей руку. Юноша был беден, девушка — из семьи богатого купца; надежд на брак было мало. Всё же юноша написал девушке письмо и рассказал, что её ожидает, если она решится принять предложение.

Прежде всего он отметил: «О моей внешней неприглядности я не хочу даже говорить: всякий знает, какой я красавец, какой ловкий человек». Слова «красавец» и «ловкий человек» не были поставлены в кавычки лишь потому, что иронический их смысл и так был понятен. Затем он говорил, что ему и, следовательно, ей «придётся переживать жизнь, полную горя и трудов, потому что на беды отечества и на несчастья друзей я буду смотреть как на свои собственные, и когда зашла бы речь о спасении отечества, конечно, я забыл бы и жену и детей». Далее он подробно перечислил недостатки своего характера и упомянул, что у него слабое здоровье.

Несмотря на всё это — несмотря на то, что он беден, некрасив, нездоров, с дурным характером и может легко забыть жену и будущих детей, — он всё же предлагал руку девушке, известной своим богатством, красотой, грациозностью, умом и находчивостью. Впрочем, заключал он, «если вы признаете за лучшее отказать, то и откажите: надеюсь, что во мне найдётся достаточно силы, чтобы отнестись к этому как следует разумному человеку и христианину».

Это было, возможно, самое странное предложение из всех, которые когда-нибудь делал какой-нибудь влюблённый юноша в мире. Но девушка приняла его. Брак был заключён, и оказалось, что юноша ни в чем не обманул свою невесту: всё случилось так, как он и предсказывал, только ещё быстрее.

За два года из-за его непрактичности исчезло и его крохотное наследство, и её приданое, и они оказались нищими и почти всю жизнь — тридцать лет — прожили в невероятной бедности, такой, что хоть побираться иди.

Но ещё оказалось, что Анна (так звали девушку) не очень ошиблась, вступая в брак, ибо после тридцати лет отчаянья, бедности и разочарований муж её стал известен на весь мир, и великие философы, политические деятели и даже императоры приезжали к нему на поклон или принимали его.

Эта сказочная история произошла с швейцарцем Генрихом Песталоцци. Обойти его жизнь нельзя — такое большое значение имели труды Песталоцци для просвещения во всём мире, в том числе, в России.

Песталоцци родился в Цюрихе в январе 1746 года и за всю жизнь ни разу из Швейцарии не уезжал, если не считать его неудачной поездки к Наполеону в Париж.

Отец его был хирург; он умер, когда Генриху было пять лет, оставив жену и троих детей почти без средств. Семья жила очень бедно и очень дружно: великодушие, самопожертвование, нежность и участие Генрих Песталоцци видел в семье с детства. Здесь и сформировался его характер, здесь и научился он любить людей: он видел, как умеют любить его мать, брат и сестра, как предана семье служанка. В этом мире всему можно научиться: твёрдости, терпению, мужеству. Но любовь человек черпает только из чьей-то другой любви. Он должен получить заряд, или запас, или толчок к развитию этой «обременительной способности» — способности любить, сочувствовать, сострадать.

В школе Генриху пришлось худо. Школьные предметы не интересовали его; учителя ругали его за невнимательность и лень, считали тупицей. За все годы обучения (да и позже) он так и не научился писать грамотно. Добавим к этому, что товарищи по школе травили его и дразнили: во-первых, он был «мужик», из деревни, а во-вторых, он имел привычку вмешиваться не в свои дела, заступаясь за слабых, так что ему попадало больше всех. «Он был добр до самозабвения, — пишет один из биографов Песталоцци, — он был впечатлителен до истерики и слёз, вспыльчив до исступления — горячее, пламенное сердце билось в этом тщедушном, слабом, некрасивом ребенке».

Однажды нищий попросил у него милостыню, денег у мальчика не было. Генрих нагнулся и снял серебряные пряжки с ботинок. Мальчишки бегали за Генрихом и кричали: «Вот чудак из чудаков из страны дураков!»

Окончив городскую школу, а потом коллегию (вместе они давали среднее образование), Песталоцци занялся политической деятельностью. В то время в Швейцарии положение бедняков было тяжёлым, часто вспыхивали крестьянские восстания. Песталоцци мечтал пожертвовать жизнью ради крестьян, мечтал о жизни благородной и красивой. Он вошёл в кружок друзей, пытавшихся возродить в обществе правила строгой нравственной жизни. Ему было уже лет восемнадцать, когда он вдруг стал ходить в самой бедной одежде, спать на голых досках и даже питаться одной травой (во всяком деле этот человек доходил до крайностей), отчего едва не умер. А друг его, Каспар Блюнчли, принявший такой же образ жизни, действительно умер. У постели умирающего и познакомился Генрих со своей будущей многострадальной женой.

К этому времени Песталоцци попадает в руки книга Руссо «Эмиль, или О воспитании». Руссо звал к свободе и общественной справедливости.

Прочитав книгу, Песталоцци сразу решает, что его, Песталоцци, долг — жить в деревне, поближе к природе, среди простых людей. Он должен стать земледельцем, ибо, как уже говорилось, Руссо доказывал, что всякий праздный человек — плут. Так было и сделано: проработав с год на чужой ферме батраком (чтобы приобрести опыт) и отыскав компаньона со средствами, Генрих Песталоцци покупает участок в деревне Нейгоф, нанимает рабочих и строит огромный дом в итальянском стиле, гораздо более вместительный, чем нужно для его семьи. Дом, сожравший все его сбережения.

Хозяйствовать Песталоцци не умел: на полях его ничего не росло, батраки разбежались, компаньон забрал свою долю (пришлось отдать ему приданое жены), и остался Песталоцци с женою, ребёнком, землёю и домом — и без гроша денег. Но не страшно, прожил бы: часть земли отдал бы в аренду, часть сам распахал...

Однако тут ему пришла в голову новая идея — дельная идея, ибо она-то, при всём её кажущемся безумии, и привела Песталоцци к его педагогической системе, а потом и к известности.

В то время по дорогам Швейцарии бродили сотни бездомных, нищих детей, не имевших ни пристанища, ни хлеба — «беспризорных», как сказали бы теперь. В городе дети бедняков работали на ткацких фабриках, а в деревне... Что им было делать в деревне? (Лишь к концу жизни Песталоцци был издан закон об охране детского труда: по этому закону к работе не допускали детей моложе девяти (!) лет, и рабочий день ограничили 12—14 часами).

Песталоцци решил найти способ облегчить участь бедняков. Он решил показать, что детей можно обучать фабричным специальностям и в то же время давать им образование; что с детьми и в школе можно быть ласковым, как дома. Для этого он собрал в своём большом доме несколько десятков нищих детей и устроил для них приют. Воспитателей в приюте было два: сам Песталоцци и его жена. Они кормили детей, одевали и обували их, обучали в мастерских. Но денег не хватало. Песталоцци обратился за поддержкой к состоятельным людям. Пожертвований поступило мало. Песталоцци продал и заложил всё, что можно было. «Я сам жил, как нищий, для того чтобы научить нищих жить по-человечески», — писал позже Песталоцци, вспоминая эти годы. Содержать детей было не на что, и наступил конец этому «предприятию»: всех их, неузнаваемо изменившихся, ласковых, приветливых, опрятных, отличавшихся прилежной работой, безукоризненным поведением и старательностью в учении, — всех пришлось опять выпустить на большую дорогу, в бродяжничество.

Песталоцци едва перенёс этот удар. Он, наверно, и не перенес бы его, если бы знал, что ещё ему предстоит.

Он поседел, лицо его покрылось глубокими морщинами, спина согнулась. Он казался безумным, и слух о его безумии распространился в округе. Друзья были уверены, что дело кончится сумасшедшим домом. Дети бегали за ним, как за юродивым, указывали на него пальцами и дразнили. «Чудак из чудаков из страны дураков...»

Нищета стояла у порога, в пору самому надевать суму, чтобы прокормить семью.

Однако «убеждение в правильности моего плана никогда не было так сильно, как после полнейшей неудачи его осуществления», — писал Песталоцци.

Надо было зарабатывать на жизнь, и Песталоцци решил заняться литературным трудом. В короткий срок он пишет шесть повестей — и всё уничтожает, ибо они кажутся ему невозможно слабыми. Лишь седьмую, нравоучительную книгу для народа «Лингард и Гертруда», в которой проповедуются важные идеи народного образования, он несёт к издателю. Тот печатает книгу — и автор её становится знаменитым. Книгу переводят на многие языки, Песталоцци присуждают премию, его наперебой приглашают в разные страны, чтобы он осуществлял свои идеи.

Почти двадцать лет подряд Песталоцци пишет одну книгу за другой. Его издатели разбогатели на нем, а сам он получал гроши и был таким же нищим, как прежде.

Золотую медаль, полученную за первую книгу, пришлось тут же продать: в доме ничего не было. Ничего, кроме всемирной славы. Революционное французское законодательное собрание присвоило восемнадцати иностранцам звание Почётного гражданина Франции за то, что они «в разных краях подготовляли пути к свободе». В числе этих восемнадцати — Георг Вашингтон, Тадеуш Костюшко, Фридрих Шиллер, Иоганн Генрих Песталоцци...

Песталоцци уже пятьдесят. Всё такой же угрюмый, застенчивый, неловкий.

Но в это время ему предлагают создать колонию (приют) в Станце — городке, сожжённом французами дотла. (Это был 1798 год: война французов с австрийцами, восстания отдельных кантонов, жестокое усмирение восстаний — всё это волнами прокатилось по швейцарской земле).

Немного получил Песталоцци для приюта: давно заброшенный женский монастырь с холодными, сырыми комнатами и очень скудные средства. Опять никаких воспитателей, никакой прислуги. Песталоцци предстояло быть директором, экономом, учителем, воспитателем, поваром и даже ночным сторожем...

Кажется, жена его дрогнула перед лицом этой новой немыслимой «авантюры», дрогнула, не выдержала, потому что Песталоцци требовательно писал ей, больной, с нового места: «Я берусь за осуществление величайшей мысли нашей эпохи... Я не могу выносить твоего недоверия, и потому пиши мне письма, полные надежды. Ты ждала тридцать лет, и подождать ещё три месяца уже не особенно трудно». Трагичные и прекрасные строки.

«Я берусь за осуществление величайшей мысли нашей эпохи», — так Песталоцци приступает к делу.

Детей собралось около восьмидесяти человек: грязные, в лохмотьях, больные чесоткой, озлобленные, измученные, худые, как скелеты.

Дети, имевшие родителей, были, пожалуй, хуже сирот. Одни родители посылали ребят в приют лишь за тем, чтобы получить новую одежду, и тут же забирали их обратно. Другие требовали с Песталоцци плату за детей: ведь дети, не попади они в приют, могли бы просить милостыню, приносить её домой.

«А через полгода детей нельзя было узнать, — пишет один из биографов Песталоцци, — это были чистоплотные, скромные, трудолюбивые ребята, души не чаявшие в своем «отце».

Как удалось это сделать? Песталоцци объяснял свой метод:

«С утра до вечера я был среди них. Всё хорошее для их тела и духа шло к ним из моих рук... Моя рука лежала в их руке, мои глаза смотрели в их глаза. Мои слезы текли вместе с их слезами, и моя улыбка следовала за их улыбкой. Они были вне мира, вне Станца, они были со мной, и я был с ними. У меня ничего не было: ни дома, ни друзей, ни прислуги, были только они».

Воспитанники Песталоцци много работали, полностью обслуживали приют со всем его хозяйством. Этот труд был не «воспитательной мерой», а необходимостью, и оттого он воспитывал, соединял ребят, приучал к дисциплине.

Ребёнок стремится к добру, но «не для тебя, учитель, и не для тебя, воспитатель, а именно для самого себя... Ребёнок должен сознавать, что твоя воля определяется необходимостью, вытекает из положения вещей», — говорил Песталоцци. Он не внушал правила морали, не читал нотаций. Никогда ничего не требовал от детей и не приказывал им.

Со времен язычества и раннего христианства, говорил он, люди верили в силу проповеди, нравоучения. Но истина должна сама вытекать из положения вещей, которое видит ребенок, иначе она кажется ему «непонятною и утомительною игрушкой».

Случилось так, что по соседству со Станцем французы сожгли село Альтдорф: его жителей подозревали в помощи восставшим. Песталоцци собрал своих воспитанников:

— Альтдорф сгорел. Может быть, в эту минуту по пожарищу бродят около сотни детей без крова, без пищи, без одежды... Хотите ли вы им помочь? Но для этого каждому из вас придётся больше работать, получать меньше еды и поделиться своей одеждой с новичками.

Это могло показаться жёстким экспериментом, но это вовсе не был эксперимент: это была необходимость. Песталоцци обращался к чувству ребят, их совести и никогда не ошибался: сострадание рождает сострадание.

Всего полгода продержался приют. Судьба, словно задавшись целью до конца испытать этого человека и его преданность детям, нанесла ему новый удар: разбитые австрийцами французы вошли в Станц и устроили в монастыре, где основался Песталоцци, свой лазарет.

Песталоцци с детьми они просто выгнали. Один на дороге седовласый старик, больной, измученный, потрясенный несправедливостью, а вокруг него - несколько десятков ребят, которым некуда податься...

Песталоцци пришлось уйти от них, и ребята опять разбрелись кто куда — просить подаяния, бродяжничать.

Отчаяние овладело Генрихом Песталоцци. Долгое время он был, по его словам, в состоянии «онемения». «Казалось, и физические, и душевные силы совершенно оставили этот живой труп. Измученное лицо его было просто страшно, а душа действительно словно совершенно онемела», — говорится в одной из биографий Песталоцци.

Но силы этого человека не имеют предела. Проходит время, и вот мы видим его помощником учителя в школе грамотности. Сам учитель — башмачник, он завидует Песталоцци и распускает среди родителей слух, что новый его помощник не умеет ни читать, ни писать, да к тому же ещё и безбожник.

Сапожник был почти прав. Песталоцци говорил о себе другу, что он действительно не умел ни правильно писать, ни читать, ни считать. Но и это своё неумение он обратил в достоинство: он выработал такой простой метод обучения, что, «пользуясь этим методом, даже самый неопытный и незнающий мог добиться цели».

Вскоре Песталоцци переходит в новую школу (это было в Бургдорфе), тоже на должность помощника учителя - хотя он и был автором всемирно известных книг, хотя ему прежде поручали целый приют. Но у него была удивительная способность не внушать доверия к себе. В школе, где он сам учился, его считали попросту идиотом; теперь, спустя пятьдесят лет, — безумцем, полупомешанным, ни на что не годным стариком.

Очень редкие люди умеют принадлежать сразу двум царствам: царству детей и царству взрослых, царству земному и Царству Небесному. Обычно же тот, кто слишком увлечённо возится с детьми, выглядит для взрослых чудаком, впавшим в детство.

Итак, Песталоцци в новой школе, опять учит детей грамоте. Но как учит! Вновь он ничего не требует, не заставляет зубрить, не наказывает детей, относится к ним с уважением. И вновь его ученики оживлены на уроке, внимательны, старательны — и дело обучения идёт быстро и успешно!

Вокруг школы поднимаются споры, туда назначают большую правительственную комиссию. Песталоцци получил от неё следующее свидетельство: «Вы исполнили всё, что вы обещали, когда говорили о применении вашего метода. Вы показали, какие силы таятся в человеке даже в период самого нежного возраста... Удивительный успех ваших учеников, достигнутый при самых разнообразных способностях каждого из них, ясно убеждает, что из всякого ребёнка может быть что-нибудь сделано, если учитель сумеет понять особенности его умственных способностей и психологически верно приняться за их развитие».

Вот это и было главным делом жизни Песталоцци. Он доказал, что каждый ребёнок, без исключений, может получить начальное образование, и выработал методы, с помощью которых это обучение стало возможным.

Песталоцци наконец поверили. Ему отдали бургдорфский замок для устройства образцового учебного заведения. Теперь явилась толпа добровольных помощников, отовсюду приходили ученики — все хотели учиться у гениального педагога. Ещё бы: он в полгода выучивал детей читать, писать и считать — то, на что обыкновенный сельский учитель тратил три года. «Тайна успеха, — говорилось в отчете одной из комиссий, — заключается в том, что тут стараются только помочь природе, и она является настоящею учительницей. При этом способе учитель как бы скрывается за ученьем... Учитель не является ученикам чем-то высшим, как это обыкновенно бывает, — он минуту за минутой переживает с детьми, и со стороны кажется, что не он их учит, а сам с ними учится».

В другом отзыве говорилось: «Его система пригодна для всех времен и народов. Она проста и последовательна, как природа...».

Но что стоила самому Песталоцци его «система» — об этом мало кто догадывался. В самые трудные дни организации приюта в Бургдорфе Песталоцци получил известие, что его единственный сын умирает в Нейгофе... Сын, которого он так любил, которого сам учил, следил за каждым его шагом.

Песталоцци не поехал к умирающему. Он не мог оставить Бургдорфа ни на один день. Только с ещё большей яростью принялся за работу. Чем ещё он мог пожертвовать детям? Своей жизнью? Наверно, он не задумался бы, если бы пришлось... Через сто сорок лет после этого дня другой педагог в другой стране пойдёт в фашистскую камеру, чтобы до последней минуты быть со своими воспитанниками и целиком разделить их участь. Это польский учитель Януш Корчак.

Все дни напролёт проводил Песталоцци с детьми и от помощников своих требовал того же. Популярность его достигла необычайных размеров. Он стал гордостью Швейцарии.

И тогда... опять крах. Всего четыре года работал Песталоцци в Бургдорфе. Институт не нравился правительству: «Рассадник демократизма». Песталоцци — ему было уже около шестидесяти лет — вынужден был искать новое место.

Но на этот раз вся Швейцария пришла в движение, все возмутились преследованиями великого педагога.

К Песталоцци стали являться делегации из многих городов и стран — приглашать его к себе. Его звали и в Россию: в Дерпт, в Ригу, в Вильнюс, и он уже совсем было собрался вместе с женой перебираться в наши края, но потом передумал. Он выбрал город Ивердон - в Швейцарии, на берегу Невшательского озера.

Четвертая, последняя попытка человека реализовать то, что ему дал Бог. Нейгоф, Станц, Бургдорф, Ивердон...

Институт в Ивердоне существовал двадцать лет, с 1805 по 1825 год. Жил институт шумно: двести воспитанников из разных стран, несколько десятков молодых людей со всех концов Европы, обучавшихся «искусству Песталоцци», и каждый день — посетители. Их встречал 70-летний старик. Он неистово размахивал руками, носился нервной, подпрыгивающей походкой, без устали показывал своё хозяйство и без конца говорил о том, что каждого крестьянского ребенка можно обучить, что образование народа есть необходимость, и к нему прислушивались. Он и его идеи были необходимы, ибо этот «безумец» выражал главную мудрость века, ставшего для многих стран мира веком всеобщего начального образования.

Российский император Александр I во время пребывания в Базеле согласился принять Песталоцци. Это было в 1814 году. Старик педагог, некрасивый, с взъерошенными волосами, с лицом, изрытым оспой и покрытым веснушками, начал убеждать русского царя отменить крепостное право и дать крестьянам образование.

И в эти годы Петалоцци работал по двадцать часов в сутки. Ложился в десять вечера, а в два часа ночи — так бывало часто — уже начинал диктовать свои записки одному из учеников. И так до утра, когда поднимался институт, и Песталоцци выходил к детям на весь день.

Он замучил своих помощников: далеко не каждый мог вот так, круглые сутки, проводить с детьми, быть у них на виду. А скрыться некуда: учителя, как утверждает один биограф, даже стали строить себе шалаши в лесу, чтобы хоть на несколько минут уединиться.

Несмотря на огромную работоспособность, Песталоцци не мог уследить за всем, да и не очень-то он был практичен. К тому же — опять «сумасшедшая» идея! — он основал ещё одно заведение: «для воспитания бедных, которые со временем сами могли бы воспитывать и учить бедных», что-то вроде учительской семинарии.

За шесть лет семинария съела все скудные сбережения Песталоцци. В самом институте начались раздоры. Помощники педагога, которым он слишком доверял (он всем доверял сразу и безоговорочно), ушли из института и стали сочинять пасквили на своего учителя. К 1825 году — Песталоцци было 79 лет — оба института пришлось закрыть.

Последнее детище Песталоцци, Ивердон, погибло... Умер сын, скончалась многострадальная и до конца верная Генриху жена. Он вернулся в Нейгоф — туда, где начинал работать с детьми. Вернулся умирать, но ему было подарено ещё три года жизни, и он написал за это время несколько книг, в том числе знаменитую «Лебединую песнь» — записки о своей страдальческой и бурной жизни.

История, а лучше сказать, Промысел выбрал для совершения подвига слабейшего, но духовные и нравственные силы человека, как известно, весомее физических.

Умер Песталоцци восьмидесяти с лишним лет, в 1827 году.

На памятнике его в Ивердоне вычеканили среди других строчек и такую: ВСЁ ДЛЯ ДРУГИХ, НИЧЕГО ДЛЯ СЕБЯ.

С. Соловейчик, газета «1 сентября»

Академик